Мирон Михайлович, сделав вид, будто закашлялся, улучил момент и сплюнул ненавистного моллюска в салфетку.
Далее было проще. Он решительно отказался от угощения, утверждая, что сыт совершенно. С некоторой печалью посмотрел на великолепного заливного осетра, блюдо с которым возвышалось поодаль. Наконец гости отправились в курительную. Среди них — директор полицейского департамента, который «в сферах» вращаться любил и умел.
Карвасаров вышел со всеми и поместился поодаль, ожидая момента, чтобы откланяться. А еще лучше — исчезнуть незаметно, никого не ставя в известность, как это принято среди британцев.
Едва он остался в приблизительном одиночестве, мысли немедленно переметнулись к вчерашней поездке в заведение мадам Дорис. И к тем неприятным событиям, что за этой поездкой последовали.
Во-первых, городовой. Укололся ядовитым шипом, выскочившим из безобидной на вид китайской игрушки. Глупо погиб, по незнанию. Но оттого не легче. Впрочем, какая ж это игрушка? Настоящая западня, причем самого беспощадного свойства. Состав яда на шипах определить пока что не удалось, но и теперь понятно: из наиболее смертоносных.
Коробочка появилась в жилище прачки Мэй совсем не случайно. Кто принес? Вряд ли сама прачка. Скорее — родственник, который якобы к ней накануне приехал. Или брат, мальчишка Ю-ю? Тоже вполне вероятно.
Мальчишка вообще подозрителен.
Кроме того, полицейский надзиратель Вердарский вспомнил, что похожую коробочку видел у какого-то обывателя. А тот якобы подобрал ее на пожарище «Метрополя». Получается, события у Дорис связаны с делами в сгоревшей гостинице? Обывателя ищут. Впрочем, может, уже и поздно, — судя по зловещему сюрпризу, шансов уцелеть у него немного.
Ладно, живого иль нет, Вердарский сможет его опознать. Судя по всему, имеет превосходную зрительную память. В рапорте своем он подробнейшим образом описал все детали поездки в Модягоу, даже совсем несущественные — вроде цветных татуировок на каком-то китайском нищем. Рапорт сей был подан через секретаря Мирона Михайловича, Поликарпа Касаткина. (И тот, умница, тоже обратил внимание на изрядную наблюдательность господина Вердарского. Даже специальную пометочку сделал.)
Правда, наблюдательность скорее филеру потребна, сыщик же должен уметь сопоставить факты. С этим у Вердарского пока без успехов. А вот Грач — это дело другое. Для него имеется иное поручение, особенное, куда более ответственное…
На этом месте размышления Карвасарова были внезапно прерваны.
— Мирон Михайлович, что ж вы тут отшельничаете? — раздалось вдруг за спиной.
Карвасаров оглянулся.
Перед ним стоял директор департамента. Был он несколько подшофе, раскрасневшийся, благоухающий дорогой туалетной водой.
«Подарок генерала Жанена», — отметил про себя с неудовольствием Мирон Михайлович.
Он ничего не имел против подарков. Однако, по слухам, в последнее время между Колчаком и французским генералом возникли изрядные расхождения — по причине полного бездействия союзников. А симпатии Карвасарова были целиком на стороне адмирала.
— Да вовсе я не отшельничаю… Вовсю веселюсь.
— Ну-ну. А мне вот не до веселья, — сообщил директор. — Генерал, как в курительной меня увидал, моментально взял в оборот. Интересовался насчет расследования.
— Какого? — спросил Карвасаров, ничуть не сомневаясь в ответе.
— Да уж карманными-то кражами их высокопревосходительство обременять свою память не станет, — сказал директор. — Генерала интересует пожар в «Метрополе». Спрашивал, как продвигается следствие.
— Да ведь второй только день пошел, — ответил Мирон Михайлович. И для пущей наглядности поднял вверх два пальца — средний и указательный.
— Это вы мне можете персты свои демонстрировать, — сухо сказал директор. — А генералу требуется нечто более существенное.
— Прошу прощения. Следствие продвигается, и построены версии…
— Обрисуйте.
— Сейчас? — удивился Мирон Михайлович. — Не лучше ли поутру, в управлении?
— Не лучше, — отрезал директор. — Я обещал генералу через полчаса доложить. Надеюсь, вы не поставите меня в неловкое положение перед Дмитрием Леонидовичем?
— Разрешите узнать, отчего вдруг такая спешка? — спросил Мирон Михайлович.
Директор глянул неприязненно, однако ответил:
— Оттого, что генерал полагает сей случай в гостинице вопиющим злодейством…
— Совершенно справедливо.
— …и намерен передать расследование в контрразведывательный отдел, — закончил директор. — Потому как есть у него советники, внушающие, будто это красный террор, а, стало быть, дело политическое, и сыскная полиция тут ни при чем. Ну, что скажете?
«А может, оно и лучше? Если контрразведка заберет? — быстро подумал Мирон Михайлович. И тут же сам себе ответил: — Нет. Получится совсем скверно. Потому что известно: лиха беда начало. Им только дай волю — и господа военные впрямь оставят сыскной полиции лишь поножовщину и карманные кражи. И то под неизменным присмотром…»
— У меня имеются версии, — повторил Карвасаров. — Готов изложить.
— Излагайте, только побыстрее.
Поскольку дальнейший разговор неоднократно прерывался просьбами директора департамента говорить кратко, а также ироническими замечаниями, к делу вовсе не относящимися и являвшимися следствием известного возбуждения, наступающего после шампанского, то и приводить его здесь полностью нет никакого смысла. Вполне достаточно указать направление мыслей и выводы, сделанные полковником Карвасаровым.
В сухом остатке сводилось все к следующему.
Основными подозреваемыми были торговцы опием. Главными фигурантами выступали некий офицер («кавалерист», как окрестил его условно полковник) и трое его спутников — безусловно, причастных к этому промыслу.
Тут имелось несколько возможных линий.
Например — ссора с коллегами по опийной торговле. На «кавалериста» и присных было совершено покушение, но преступники (наемные убийцы, предположительно из местного населения) ошиблись, и в результате погибли случайные люди. Но как в таком случае объяснить свернутые шеи постояльцев? Кому они помешали?
Непонятно.
Другая возможность: ссора возникла среди этой самой компании. Тогда два предположения. Первое — убить хотели именно офицера. Второе — «кавалерист» сам по тем или иным причинам решил избавиться от приятелей. Для этого изолировал, а затем пытался накормить ядом. Да, но ведь в собственной еде его тоже был яд! И потом — он сразу кинулся к своим запертым спутникам. Если б желал им смерти, то наверняка бы так не спешил. И вообще, зачем столь опасный и ненадежный способ?
Нельзя исключить и того варианта, что действовали посторонние люди, польстившиеся на барыши, скопленные «кавалеристом» и присными. Это, так сказать, третья линия. Но тут тоже не складывается: выходит, после побоища в «Метрополе» грабители отправляются следом за беглецами к Дорис? Это уж слишком большой риск для фартовых. И потом, как они собирались после завладеть деньгами? Впрочем, сбрасывать со счетов все равно не стоит.
Наконец, четвертая линия. Массовое убийство в «Метрополе» действительно могло быть политическим. Красный террор. (От этой мысли полковник поморщился.) Тогда, скорее всего, события в гостинице и у мадам Дорис никак меж собою не связаны.
К слову, сам Карвасаров в последнюю версию совершенно не верил. Потому что связь событий в гостинице и у Дорис была несомненна. Ведь у рассыльного мадам найдена такая же вещица, как и на пожарище. Девица Лулу погибла от яда — а игрушка рассыльного тоже была отравлена. Не бывает таких совпадений.
— Предполагаю поручить помощнику Вердарскому поиск обывателя, нашедшего деревянную игрушку. Наподобие обнаруженной у мальчишки-рассыльного.
— Вердарский? Тот, что был чиновником стола приключений? — недовольно спросил директор.
— Да. Опыта пока что немного, зато единственный знает в лицо свидетеля. Но это направление второстепенное. Основное — поиск «кавалериста».
— Каким именно образом? — настороженно спросил директор департамента. — Уж не собираетесь ли вы обращаться к военным властям?!