У Цоллерна-Злой непогоды была жена - полная противоположность ему, кроткая и приветливая, как майский день. Нередко случалось ей ласковой речью и добрым взглядом примирять со своим супругом людей, обиженных его суровым обращением. Бедным она помогала, чем только могла, и не тяготилась даже жарким летом или в ужасную метель спускаться с крутой горы, чтобы навестить бедняков или больных детей. Если случалось ей в таких случаях встретить графа, он ворчливо говорил: "Без тебя знаю! Вздор!" и ехал на своем коне дальше.
Другую женщину такой угрюмый нрав супруга запугал бы или оттолкнул, а еще другая подумала бы: "Какое дело мне до бедных, когда мой муж считает это вздором?" В сердце третьей от обиды и гордости угасла бы любовь к мрачному супругу. Но не такова была госпожа Хедвиг фон-Цоллерн. Она неизменно любила его, стараясь своей прекрасной белой рукой разгладить морщины на его загорелом лбу; она и любила и чтила его. Когда же, по прошествии года и дней, небо даровало им маленького графа, она и тогда не стала любить мужа меньше, хотя и заботилась о малютке-сыне с истинно материнской нежностью. Прошло три долгих года, и граф фон-Цоллерн видел своего сына только по воскресеньям после обеда, - мальчика приносила ему кормилица. Он пристально глядел на него, ворчал что-то себе под нос и отдавал ребенка кормилице. Когда же мальчик мог сказать "отец", граф подарил кормилице гульден, а ребенку даже не улыбнулся. Зато когда ему исполнилось три года, граф велел надеть на него первые штанишки, нарядил его в шелка и бархат, потом приказал привести себе Вороного и еще другого прекрасного коня, взял мальчика на руки и, звеня шпорами, стал спускаться по винтовой лестнице. Увидав это, госпожа Хедвиг остолбенела. Она не имела обыкновения спрашивать мужа, куда он едет и когда вернется, но на этот раз страх за ее дитя заставил ее раскрыть рот:
- Вы собираетесь ехать верхом, господин граф? Ответа не последовало.
- Зачем же вы берете ребенка? - спросила она опять. - Сейчас Куно пойдет гулять со мной.
- Без вас знаю, - отвечал Цоллерн,-3лая непогода и прошел дальше; на дворе он поднял мальчика за ножку, быстро вскинул его в седло, привязал крепко платком, сам вскочил на Вороного и поскакал за ворота замка, держа в руках поводья лошади своего сына.
Сначала, казалось, мальчик испытывал большое удовольствие, съезжая с отцом с горы. Он хлопал в ладоши, смеялся и теребил гриву лошадки, чтобы та скорее бежала, и граф тоже был доволен и раза два воскликнул: "Будет толк из молодца!"
Когда же они выехали на равнину и граф пустил лошадей рысью, у мальчика помутилось в голове; сперва он скромно попросил отца ехать потише, но когда они понеслись все быстрее и быстрее и встречный ветер перехватил бедному Куно дыхание, он потихоньку заплакал, а потом, потеряв терпение, заревел во все горло.
- Без тебя знаю, вздор! - начал было отец. - В первый раз на лошади и ревет. Молчи, не то... - Но в ту минуту, как он проклятием хотел ободрить маленького сына, конь под ним встал на дыбы, и поводья другой лошади выскользнули у него из рук. Он стал укрощать своего коня и, когда, наконец, справился с ним и со страхом оглянулся на ребенка, увидал, как освободившаяся от маленького всадника лошадь неслась по направлению к замку.
Как ни был суров и жестокосерд граф фон-Цоллерн, его сердце не вынесло этого зрелища. Он представил себе, что его ребенок лежит разбитый у дороги, стал рвать себе бороду и горько жаловаться. Он повернул назад, но нигде не было следов его мальчика; он подумал было, что испугавшись, лошадь сбросила его в ров с водой, что тянулся вдоль дороги, как услыхал позади себя детский голосок, звавший его по имени. Он быстро обернулся и увидал старуху, сидевшую под придорожным деревом и качавшую на коленях его мальчика.
- Как попал к тебе мальчик, старая ведьма? - закричал разгневанный граф. Сейчас же подай его мне!
- Потише, потише, ваша милость! - смеялась безобразная старуха. - Чего доброго и с вами на вашем гордом коне стрясется беда! Вы спрашиваете, как попал ко мне маленький графчик? Лошадь понесла, мальчик повис, привязанный за ножку, - волосами он почти касался земли, - тут я его и подхватила в свой передник.
- Без тебя знаю! - воскликнул в гневе граф фон-Цоллерн. - Давай его сюда! Я не могу слезть с коня: он горяч и может убить ребенка.
- Подарите мне гульден с изображением оленя! - смиренно попросила женщина.
- Вздор! - крикнул граф и бросил ей под дерево несколько пфеннигов.
- Не то, - мне бы очень пригодился гульден с оленем.
- Гульден с оленем? Сама-то ты не стоишь такого гульдена, - горячился граф. - Подай сюда ребенка или я натравлю на тебя собак.
- Так? Я не стою гульдена с оленем? - отвечала старуха, язвительно улыбаясь. - Ну что ж, увидим, что из вашего наследства будет стоить гульден с оленем. А эти пфенниги оставьте себе. - С этими словами она бросила графу три медных монетки, - и так метко бросила их, что все три упали прямо в кожаный кошель, который граф все еще держал в руке.
Пораженный такой необычной ловкостью, граф несколько минут не мог произнести ни слова, но вскоре его удивление перешло в ярость. Он схватил ружье, взвел курок и нацелился на старуху. Она же продолжала ласкать и целовать маленького графа, но при этом держала его перед собою так, что пуля неизбежно попала бы в него.
- Ты славный, кроткий мальчуган, - говорила она, - оставайся таким всегда, и тебе будет хорошо.
И она спустила его с колен, погрозив графу пальцем.
- Цоллерн, Цоллерн! Гульден с оленем за вами! - крикнула она и, не обращая внимания на ругательства графа, опираясь на самшитовую палочку, медленно побрела в лес. Конрад, оруженосец, слез, дрожа, со своей лошади, посадил в седло своего маленького господина, сам вскочил на коня позади него и поехал вслед за своим повелителем к замку.
Так Цоллерн-Злая непогода в первый и последний раз взял на верховую прогулку малютку-сына, ибо из-за того, что мальчик заплакал и закричал, когда лошади пошли рысью, он стал считать его изнеженным ребенком, из которого не выйдет толка. Он глядел на него с неудовольствием, и когда мальчик, искренне любивший отца, ласкаясь прижимался к его коленям, он отгонял его и восклицал: "Знаю вас! Вздор!" Госпожа Хедвиг охотно сносила дурное настроение мужа, но это неприязненное отношение к невинному ребенку глубоко оскорбляло ее; не раз она заболевала от страха, когда жестокий граф за ничтожный проступок сурово карал ребенка. И она умерла, наконец, в расцвете лет, оплаканная слугами и всей округой, и горше всего - своим сыном.