Банана Ёсимото
Hardboiled/Hard Luck
ЧИСТАЯ СОВЕСТЬ (HARDBOILED)
Я любила прогулки без определенной цели и в одиночестве. Однажды днем я шла по густо поросшей зеленью тропе, ведущей от автомагистрали к горе, любуясь красивым узором, создаваемым светом и тенью.
От предвкушения путешествия я пребывала в прекрасном расположении духа.
На карте дорога была обозначена как пеший маршрут; соединяющий две автомагистрали.
Я продолжала идти, согретая теплыми, как весной, лучами солнца, и чувствовала себя отлично.
Однако тропинка оказалась более крутой, чем я предполагала, она все поднималась и поднималась в гору.
Пока я упорно преодолевала подъем, солнце постепенно зашло, на ясном небе цвета индиго заблестели вечерние звезды, наполненные, как драгоценные камни, ярким светом. На западе небо еще оставалось нежно-розовым, но светлые облака понемногу поглощались темнотой. Даже месяц вышел. Он был узкий-узкий, как серп.
— Я все иду и иду когда же, собственно, доберусь до города? — задала я себе вопрос вслух. От слишком долгого молчаливого путешествия, как мне казалось, я уже позабыла звук собственного голоса. Ноги от усталости побаливали. — Хорошо бы предупредить отель, похоже, я не успеваю к ужину.
Я вытащила мобильный, но в горах не было связи. Внезапно я поняла, что проголодалась. Еще немного — и появится маленький городок с забронированным номером в гостинице. Дойду и съем что-нибудь теплое, решила я и немного прибавила шаг.
Когда я в сумерках достигла очередного изгиба тропинки, меня внезапно охватило ужасно неприятное ощущение, будто пространство обмякло, искривилось, будто я иду-иду, а вперед не продвигаюсь.
У меня никогда не было сверхспособностей, но с некоторых пор я стала чувствовать невидимые глазу материи.
Хотя я девушка, мне довелось вступить в интимные отношения с женщиной. Она могла видеть то, чего не видят другие. То ли я незаметно увлеклась этим, пока мы жили вместе, то ли натренировалась, но я тоже начала постигать мистическое.
Чуть больше года тому назад мы с ней навсегда расстались на очень похожей горной дороге, где катались на машине. В тот день вела машину я. «Мы уже не можем вернуться в один дом, я отправляюсь в путешествие, поэтому высади меня здесь», — серьезно и требовательно попросила она. Вот чем объяснялось такое количество вещей, взятых ею, — она с самого начала не собиралась возвращаться вместе со мной. То, что я покидаю ее дом, она посчитала более чудовищной изменой, чем мне представлялось. Сколько я ее ни уговаривала, ее решение было непоколебимо. Мне даже показалось, что она может убить меня, если я ее не высажу.
«Я совершенно не хочу видеть, как ты уходишь. Когда вернусь, чтобы ты уже увезла свои вещи!» — потребовала она.
Я так и сделала. Хотя это была ее машина, мне пришлось так поступить.
До сих пор не могу забыть ее печальные глаза и выражение лица в обрамлении черных волос в момент расставания, ее фигуру в бежевом пальто в зеркале заднего вида. Она все махала и махала мне рукой, пока ее не поглотила зелень гор. Словно навечно осталась ждать меня там.
Существуют обстоятельства, которые для кого-то ничего не значат, а для другого горькие настолько, что равносильны смерти. Я плохо знала подробности ее жизни и не могла осознать, почему ей настолько тяжело, когда кто-то собирает пожитки и уходит из твоего дома. Я не понимала, подходили мы друг другу или нет. На самом деле мне было негде жить, и я воспользовалась ее гостеприимством. По правде говоря, у меня уже не было желания поддерживать отношения. Сначала я считала, что она любит меня, поскольку мы живем вместе, и согласилась на физическую близость. Но потом заметила, что это не так. Я стала заниматься самоанализом и думать, как лучше с ней поступить, но решение так и не появилось.
У меня накопилась масса воспоминаний, и они немилосердно омрачали мое существование.
Внезапно передо мной возникла загадочная молельня. Здесь не было ни божества-покровителя — дзидзо, ни какой-нибудь другой статуи, но это могла быть только молельня, — вокруг цветы, бумажные журавлики, саке, правда, все это было уже не первой свежести. Моментально промелькнула мысль: «Наверняка здесь покоится фантастически порочное существо, которое жило в этой местности».
Я не могу объяснить, почему я так подумала. Возможно, изначально здесь был дзидзо, только или разрушился, или кто-то унес его с собой, заключила я, но, как оказалось, ошиблась. Складывалось ощущение, что там витает сгусток каких-то ужасно тяжелых мыслей. Испугавшись, я стала внимательно разглядывать молельню.