— Чудовищная у них энергетика!.. -
прокомментировала я.
Вследствие моего опьянения Тидзуру выглядела просвечивающей. То ли из-за тонкой кожи, то ли из-за тумана, то ли из-за своих способностей. И я подумала, что, наверно, не смогу прожить с этим человеком долго.
Что не может долго жить существо, которое не спит по ночам и почти не ест.
— А я не имею ничего против. — С восхищением прислушиваясь и к музыке, и к звукам наверху, Тидзуру улыбнулась: — Ведь это естественно. А что естественно — то не стыдно.
— Им стоит не так бурно выражать свои эмоции, — возразила я.
— Нет! Вместе принимать ванну, говорить о том, о сем, мыть друг друга, от этого возбуждаться — жизнеутверждающие звуки, издаваемые родителями, — сказала Тидзуру.
Но меня больше впечатлял силуэт Тидзуру на фоне тумана в окне при свете ночника. Казалось, она исчезает, растворяясь. Меня охватило беспокойство. Я не могла уловить, в каком я мире. И вдруг поняла: именно такие шумы успокаивают и заставляют Тидзуру задержаться в реальном мире.
Воспоминания и сон перемешались. Это точно.
Однако, повернув голову от окна ко мне, Тидзуру сказала:
— Слушай, в тех снах, которые ты видела раньше, я — это не я! В этом сне, когда ты в комнате администратора, я настоящая. Ты видела сегодня странную молельню? Но это не опасно. На этом все закончится! Но, похоже, у тебя были проблемы, поэтому ты все время меня видела.
Прозрачные глаза, глаза Тидзуру.
Я прослезилась:
— Спасибо.
Взяла ее за прохладную руку.
Я резко открыла глаза, вокруг была незнакомая, совершенно темная, убогая комната.
Свет едва проникал сквозь занавески.
Где я? Я вскочила. Рядом, громко храпя, спала дежурная.
Волосы с проседью, крупный нос, полосатая пижама… все было просто и мило. На стене аккуратно висела форма администратора.
Я даже подумала, что на таких людях держится мир.
Я успокоилась и снова заснула.
Наконец-то эта ночь закончится.
Затем пришло утро. Я вернулась в номер.
Комната при свете ясного утра была мирной настолько, что было непонятно, что же, собственно, вчера так пугало в ней.
Я переоделась и приняла душ.
Единственное, что напоминало о вчерашних событиях, — это два стакана.
Сразу уложив вещи, я пошла на ресепшн.
— Спасибо за заботу, — сказала я.
— Да-да, будь здорова, — ответила с улыбкой администратор, аккуратно взяв плату за постой.
Будто ничего и не было. Я про себя проворчала: именно это называется любовью на одну ночь, — и улыбнулась.
Выйдя на улицу, я попала в утреннюю атмосферу провинциального городка.
Один за другим открывались магазины, на бензозаправочной станции энергично работали служащие, старушка махала веником.
Вдалеке горы, раскрашенные кленами, позади них ясное небо.
Вот так история! — подумала я.
Хорошо, что я смогла встретиться во сне с настоящей Тидзуру. Наверно, это было возможно только в искаженном времени. Все-таки какая бы ночь ни была, я найду в ней что-нибудь интересное, сумею извлечь пользу из чего угодно.
Я достала карту и пешком отправилась на станцию.
ДОЛЯ (HARD LUCK)
Когда я пришла в больницу, к моему удивлению, мамы там не оказалось.
Сакаи один сидел около моей сестры, читая книгу.
Все ее тело по-прежнему было оплетено различными трубками. Тишину больничной палаты нарушал противный звук аппарата искусственного дыхания.
Я уже привыкла к этой картине, иногда она мне снилась, но почему-то видеть ее во сне было намного хуже, чем в реальности, и я просыпалась от чувства полного бессилия.
Когда я во сне прихожу навестить сестру, мои ощущения сразу обостряются до крайности. А в реальности я начинаю готовиться к этому постепенно, еще в электричке, на пути в больницу. Я исподволь подготавливаю себя к состоянию, которое у меня наступит, когда я увижу ее, коснусь ее тела. Во сне все по-другому. Сестра обычно разговаривает, ходит. Но и во сне я все знаю. Всегда где-то рядом мерещится больничная палата. Я постоянно осознавала это, поэтому все больше и больше переставала различать, сплю я или нет. У меня возникло ощущение, что, где бы я ни была, я нахожусь в безвыходном положении и не могу расслабиться. Хотя со стороны я выглядела очень спокойной. Пока осень шла своим чередом, я быстро становилась все более и более бесстрастной, когда грустила, мои слезы всегда катились непроизвольно.