Лицо тогруты надо было видеть. Вытянулось, как у вьючного дьюбека, и разума в глазах столько же.
На вялое блеяние, что это неправда и Энакин бы никогда, Люк развернулся и ушел. Судя по всему, с джедаями ему ловить было нечего. А вскоре выяснилось, что и с их идеологическими врагами та же самая история: буквально свалившийся ему на голову инквизитор вел себя настолько неадекватно, нес такую чушь, от него перло таким садизмом и гнилью, что отбивался Люк отчаянно. И сам не понял, как угробил бледнокожего урода с глазами цвета кровавого гноя.
Тем временем Империю шатало все сильнее. То восстание, то бунт, то еще какая веселуха. С одной стороны, Люку аж зудело включиться в процесс, с другой – он начал понимать, что не все так плохо, как орут противники Империи. И не настолько хорошо было в развалившейся Республике, раз все получилось так, как получилось. А потом стало не до страстных призывов восстановить демократию, потому как, возвращаясь домой, на ставшую родной планету на краю Дикого космоса, Люк встретил древнюю старуху, отчаянно защищавшую мальчишку от навалившихся на них штурмовиков. Он не смог пройти мимо и в результате сам не понял, как приволок их к себе. Старуха оказалась очень бывшим джедаем, а мальчишка – просто сильным одаренным, которого чудом не поймали инквизиторы. Выгнать Кипа и Виму рука не поднялась, хорошо хоть, в той глуши, где он проживал, лишних глаз не было. Кип все рвался в бой, желая мстить, Люк, у которого от этого мельтешения жутко болела голова, впихнул ему в руки дневники Мола, в которых тот прочувствованно вспоминал учителя и его методы обучения, а потом принялся думать, где взять побольше денег или что-то для обмена. Может, контрабандой заняться? К счастью, это осталось только мыслями, потому как потом Люк, опять совершенно случайно, встретил целую группу оборванных беженцев, тоже оказавшихся бывшими джедаями. Дурашки не хотели ввязываться в войну, свалили на вольные хлеба и отшельничали потихоньку, но Империя и Вейдер такого тихушничества не оценили, и Лорд практически единолично вырезал половину идиотов, решивших почему-то, что смогут быть полезными новой власти.
И вся эта толпа вцепилась в него, как в родного. А Люк понял, что пора делать ноги: такими темпами не за горами визит ситха. Зато у него появилась уйма разбирающихся в вопросах Силы разумных, и эти самые разумные не против обучать и его, в обмен на защиту и знания. Так называемые джен'саарай не горели желанием вновь предлагать свои услуги Империи. Зато у них были контакты таких же, как они, огрызков Ордена, и их тоже требовалось спасти. А Люк с изумлением понял, что неведомым образом стал главой этого табора.
Убежище трещало по швам, пришлось перебираться на новое место жительства. Люк не хотел лезть в большую политику, но политика нашла его сама: в гости приперлась Тано, начав агитировать вступить в Сопротивление. Люк ради интереса послушал, как и страстную речь прибившейся к тогруте принцессы, и просто рассмеялся им в лицо. Может, раньше б он и клюнул, но не теперь, после нескольких лет на окраинах цивилизации, после лекций от голокронов, после чтения дневников Мола и Бена, после свалившейся на него ответственности за несколько десятков разумных.
Не подействовала даже харизма Леи. Люк смотрел на нее, понимая: в такую легко влюбиться. Лея горела, звала за собой, рвалась бороться… Она была прекрасным светочем и символом Восстания, вот только Люк не собирался стать плакатом, за которым будут обтяпывать свои делишки привыкшие к власти сенаторы. Бен много чего вспоминал в своих дневниках, а Мол вел подробнейшие досье на тех, кто сейчас ловил рыбу в мутной воде. К тому же, если по первости Люк надеялся, что обретет сестру, то после нескольких дней плотного общения понял, что ничего не выйдет, к сожалению. Даже если его и примут как брата, ровней считать не станут. Лея являлась принцессой до мозга костей, а он… Всего лишь фермер с потенциалом. Увы.
Лея все расписывала, как хорошо было в Республике и как хочет население Империи вернуть эти славные времена, а Люк вспоминал могилу бабушки и ее судьбу, а также своего отца, который так и не удосужился навестить ее, пока не стало поздно. Впрочем, пусть факт родства он признавал, налаживать отношения с тем, кто был когда-то Энакином Скайуокером, Люк не собирался. Его не волновала идеология. Его волновали поступки. А поступки не радовали. Люк вообще считал, что во всех своих бедах Энакин сам виноват, и никаких дел с ним иметь не торопился. Мало ли что там крышей поехавший ситх решит? Может, прибьет помеху, а может, маршировать заставит.