Харикл подошёл к двери дома и громко постучал в неё медным кольцом[51]. Прошло несколько минут, пока пришёл привратник и снял засов.
Прикрыв немного дверь и увидев юношу в дорожном платье, он проворчал:
— Что тебе надо? Ему некогда.
С этими словами он снова захлопнул дверь.
Харикл постучал вторично.
Но раб уже задвинул засов и крикнул изнутри:
— Разве ты не слышишь, что ему некогда?
— Любезный, — сказал юноша, — доложи только своему господину. Скажи ему, что я Харикл, сын Хариноса, и привёз ему письмо из Сиракуз.
Раб удалился, ворча что-то про себя.
Наконец он вернулся, отворил дверь и сказал немного приветливее:
— Ступай, он зовёт тебя.
Форион и Артемидор принялись только что за свой довольно скромный обед, поставленный перед ними на маленьком столе. Когда Харикл вошёл в комнату, старик не встал с своего места, но подал ему руку и ласково приветствовал его. Юноша передал письмо. Осмотрев тщательно печать, он вскрыл его.
— Ты не нуждаешься в этой рекомендации, — сказал он, прочитав. — Правда, я всё ещё надеялся увидеть здесь твоего отца, до той минуты, пока, несколько дней тому назад, не получил известия о том, что прах его покоится в чужой земле. Но я не менее радушно приветствую и его сына. Тебе волей-неволей придётся удовольствоваться помещением в моём доме до тех пор, пока ты не устроишь вновь дом твоего отца.
— Дом моего отца? — сказал с удивлением юноша.
— Ты полагаешь, что он продан, — возразил Форион. — Совершенно верно, и поспешность трапецита, которому отец твой при своём бегстве второпях поручил продажу дома, чуть не лишила меня возможности сохранить тебе жилище твоих предков и святилище богов, изображения которых они там чтили. К счастью, я узнал ещё вовремя, что сделано публичное объявление о продаже этого дома. Я купил его; никто не жил в нём с тех пор, и завтра я возвращу его тебе, если только сорок мин, которые я дал за него, не покажутся тебе ценой слишком высокой.
Харикл был полон радостного изумления. Разве то были слова человека, каким представили его Ктезифон и женщина? «Но не купил ли он дом только ради клада?» — подумал Харикл. Впрочем, если бы он был человеком нечестным, что могло бы помешать ему оставить за собою и дом, стоивший, может быть, вдвое дороже? Итак, он горячо поблагодарил старика и сказал, что охотно заплатит ему завтра эти сорок мин.
— Теперь, — сказал Форион, — раб мой проводит тебя в твоё помещение и в ванну, а затем возвращайся сюда разделить с нами наш скромный обед.
Помещение для приезжих, в котором разместился Харикл, находилось в маленьком домике рядом с главным зданием. Одною из сторон оно примыкало к соседнему дому и имело общую с ним стену. Оно представляло, таким образом, то удобство, что тут можно было жить совершенно спокойно и по-своему. Но юноша всё-таки не намеревался оставаться здесь долго; ему хотелось как можно скорее привести дом своего отца в такое состояние, чтобы можно было переехать в него. Рано утром вскочил он с своего ложа, горя нетерпением увидеть скорее дорогое место, где провёл счастливые дни своей юности. Форион хотел непременно сам проводить его. Накануне вечером юноша убеждался всё более и более в том, что характер его хозяина, хотя может быть и исполненный странностей, вовсе не оправдывал распространяемых про него слухов. Только подозрения насчёт клада никак не мог он побороть в себе. Он не мог удержаться, и в разговоре о доме отца, спросил про статую Гермеса. Отвечая на вопрос, Форион был очевидно в смущении, а на устах серьёзного Артемидора мелькнула улыбка. Ведь может быть и то, что, довольствуясь богатой добычей, Форион хочет теперь корчить из себя великодушного человека? Харикл был погружен ещё в эти размышления, когда вошёл раб, принёсший ему к завтраку хлеб и вино, и доложил, что его господин готов уже идти. Харикл обмакнул несколько кусочков хлеба в вино и, в сопровождении Мана, поспешил догнать Фориона, который выходил из дверей дома. За ним шёл раб, державший в руках запечатанный ящик. На старике лежал сегодня отпечаток какой-то таинственности; он был молчалив и беспрестанно оглядывался на раба, как бы боясь потерять его из виду.
51
Хотя днём по большей части дверь не запиралась, тем не менее постучать в неё, прежде чем войти, считалось непременным правилом приличия.