Так скорбела она, и сон охватил ее лишь с трудом.
Книга вторая
Наказав эконому Фоке относиться внимательно к Каллирое, Леона тою же ночью выехал в Милет, спеша к хозяину с радостной вестью о покупке новой невольницы и не сомневаясь, что он несет Дионисию великое утешение В его скорби. Дионисия застал он еще в постели. Хотя отечество и тосковало по нем, Дионисий, томимый горем, почти никуда не выходил из дому, все время оставаясь в спальне, будто все еще была с ним его жена. Завидев Леону, Дионисии сказал ему:
— Эту ночь я в первый раз после смерти несчастной спал хорошо. С полной ясностью видел я во сне покойную, только еще более красивой и стройной, чем прежде, и вела она себя со мной совсем так, как наяву. Снилось мне, будто это первый день нашей свадьбы и будто я провожаю ее как свою невесту к себе домой из моих приморских земель, а ты будто бы мне поешь гименей[55].
Дионисий еще не кончил, как Леона громко воскликнул:
— И во сне счастлив ты, владыка, и наяву! Сейчас ты услышишь то самое, что тебе приснилось.
И Леона приступил к своему рассказу,
— Из страха перед телонами бросивший якорь за пределами города, недалеко от твоего именья, подошел ко мне недавно один купец с предложением купить замечательной красоты женщину. Условившись с ним, я уехал в деревню, где дело мы с ним и закончили: я отдал ему талант. Законное же подписание купчей должно будет состояться здесь, в городе.
Дионисию было приятно слушать о красоте женщины — он, действительно, был женолюбив, — но неприятно — об ее рабстве: ему, важному человеку, занимавшему и по сану, и по своему воспитанию первое место в Ионии, ложе служанки претило.
— Леона, — сказал он, — красивый человек не может не быть свободным по происхождению. Разве не слышал ты от поэтов, что красавцы — дети богов, тем более все они дети свободных. Приглянулась она тебе в твоем уединении, по сравнению с деревенскими женщинами. Но уж раз ты ее купил, ступай на площадь[56]; знаток законов Адраст[57] составит купчую.
Рад был Леона, что ему не верят: тем сильнее должна была поразить хозяина неожиданность. Но обошел Леона весь город, все столы менял, все милетские гавани, а найти Ферона не мог он нигде. Он расспрашивал и купцов, и перевозчиков: Ферона никто не знал. В полном недоумении Леона нанял гребную лодку и проехал в ней до мыса, а оттуда к именью. Но не мог же найти он того, кто из Милета уже уплыл! Медленно возвращался он к своему хозяину. Обратив внимание на грустное выражение его лица, Дионисий спросил, какая случилась с ним неприятность, и Леона ответил:
— Загубил я твой талант, владыка!
— Случившееся, — заметил Дионисий, — заставит тебя действовать вперед осмотрительнее. Ни все-таки, что же произошло? Или новая невольница убежала?
— Убежал ее продавец, а не она, — ответил Леона.
— Ну, это был, значит, хищник, продавший тебе краденую рабыню и потому-то и сбывший ее втихомолку. Откуда происходит, говорил он тебе, эта женщина?
— Она из Италии, сибаритянка[58], из ревности проданная своей госпожой.
— Поищи, не проживает ли здесь каких-нибудь сибаритян, а женщину пока оставь в деревне у нас.
Печальный вернулся назад Леона, жалея о несостоявшейся сделке, и решил выжидать удобного случая, когда можно будет уговорить хозяина выехать в именье. Одна оставалась у Леоны надежда: наружность женщины.
56
На городской площади находились присутственные места, в том числе и конторы нотариусов.