С наступлением ночи он не в состоянии был заснуть и так говорил самому себе: «Ты безрассуден, Ферон. Ведь уже сколько дней оставляешь ты серебро и золото в пустынной местности, как будто, кроме тебя, нет на свете разбойников. Неужели же ты не знаешь, что по морю плавают и другие пираты? А я — собственных-то боюсь, как бы не отплыли они, бросив нас! В самом деле, войско свое набрал ты ведь не из самых честных людей и не для того, чтобы хранили они тебе верность, а набрал из людей заведомо скверных. Ну, что же (так заключил он), теперь поневоле спи, на рассвете же сбегай к лодке и брось в море стесняющую тебя и тебе совершенно лишнюю женщину, перестав возить с собою товар, пристроить который трудно».
Но, уснув и увидев во сне запертые двери, он решил и этот день еще повременить. Мучаясь этим, сидел он, совсем расстроенный, в лавочке[45], когда увидел проходившую мимо толпу свободных людей и рабов, посреди которой печально, в черной одежде, шел зрелых лет мужчина. Ферон поднялся со своего места и (людям свойственно любопытство) обратился с вопросом к одному из тех, кто этого человека сопровождал:
— Кто это?
— Видно, — ответил тот, — ты иноземец и приехал издалека, раз не знаешь Дионисия, своими богатствами, происхождением своим и своей образованностью превосходящего всех остальных ионян[46], друга великого царя[47].
— А почему он в трауре?
— Скончалась жена его, которую он страстно любил.
Найдя влюбчивого богатого человека, Ферон еще с большей настойчивостью продолжал начатый разговор. Он уже не отпускал от себя своего собеседника.
— Кем же, — осведомился он, — ты у него состоишь?
— Я заведую всем его хозяйством, а кроме того, находится на моем попечении и его дочка — младенец, оставшаяся сиротой после безвременной кончины своей несчастной матери.
— А как зовут тебя?
— Леона.
— Как удачно встретился я с тобой, Леона! — воскликнул Ферон. — Я купец и плыву сейчас из Италии: вот почему в Ионии я ничего и не знаю. Одна из первых богачих города Сибариса[48], в пылу ревности, продала свою красавицу абру, а я ее купил. Да послужит же тебе это к выгоде, все равно, пожелаешь ли ты взять ее себе в няни к ребенку (образована она достаточно) или, быть может, сочтешь стоящим делом даже одарить ею твоего хозяина. В твоих, разумеется, интересах, чтобы он приобрел рабыню, а не брал мачехи для твоей воспитанницы.
Приятно было Леоне услышать эти слова.
— Некий бог прислал мне в тебе настоящего благодетеля, — сказал он Ферону, — то самое, о чем я грезил во сне, ты показываешь мне наяву. Но зайди в дом и будь дорогим моим гостем. А как поступить нам с женщиной, это решится ее наружностью: подходящий ли это для нас товар, или это товар хозяйский.
Войдя в дом, Ферон поражен был и размерами его, и его великолепием: дело в том, что устроен был этот дом для приемов персидского царя.
Леона пригласил Ферона обождать, так как сперва он должен был приготовить все для своего хозяина. Затем он вернулся и провел Ферона в свое собственное, роскошно обставленное помещение, распорядившись готовить стол.
Человек бывалый, превосходно умевший приспособляться к любой обстановке, Ферон приступил к еде и пил за здоровье Леоны, располагая его к себе показом своего простодушия, и еще больше доверчивостью обращения. Много говорили они за столом и о женщине, причем Ферон расхваливал не столько ее красоту, сколько ее характер, зная, что в защите нуждается то, что невидимо, наружность же покажет себя сама.
— Итак, пойдем, — сказал Леона Ферону, — покажи мне ее.
— Да она находится не здесь, — отвечал Ферон, — во избежание телонов[49], мы город оставили в стороне. Судно наше стоит на якоре за восемьдесят стадиев отсюда.
И Ферон описал местность.
— Вы причалили к нашему именью, — воскликнул Леона. — Тем лучше! Значит, вас ведет к Дионисию сама Судьба! Отправимся же в деревню, где вы и отдохнете после проделанного вами морского пути: находящаяся там же недалеко вилла[50] оборудована богато.
45
Эргасте́рион, дословно «мастерская». Подобного рода лавочки, или «мастерские», служили одновременно и магазинами, торговавшими съестным, и дешевыми кабачками.
46
Ионяне или ионийцы: так называлось в экономическом и политическом отношениях наиболее передовое греческое племя, населявшее покрытый цветущими торговыми городами западный берег Малой Азии и близлежащие острова. Именно в Ионии совершился ранее, чем в других частях античного мира, переход от старых форм экономического уклада к новым и сложилась типичная для Греции классического периода система полисного хозяйства. В Ионии же возникли и первые начатки греческой философии, там же сделаны были первые попытки литературной прозы, развилась художественная лирика и стали быстро крепнуть и совершенствоваться живопись и статуарное мастерство. Впереди же всей этой культурной жизни Ионии стоял город Милет, в окрестностях которого, в тихой удобной бухте, и остановил Ферон свою лодку.