Она открывает одну картинку за другой и очерчивает курсором отдельные последовательности.
– Помнишь этот ген? Отчасти именно из-за него у тебя такие потрясающие светлые волосы. А без этого твои глаза не были бы такими серебристо-серыми.
Я киваю. Может, снова просмотреть все это нужно, чтобы поставить зачет для колледжа. Пустая трата времени, но если нужно – что ж. Она продолжает, указывает то на один признак, то на другой, пока я вжимаю пальцы ног в восточный ковер. А потом она открывает одновременно десяток иллюстраций. Некоторые гены я узнаю, но большинство – нет. Она выделяет небольшой участок на каждом слайде и поворачивается ко мне, подняв брови.
– Это комбинация аллелей, которая в итоге складывается в фенотип. Можешь предположить, что это?
Проверка? Серьезно? Я пытаюсь шевелить мозгами, но не могу вспомнить ничего ни об этой комбинации, ни даже о ее компонентах. Черт, я и здесь все завалила. Запинаясь, я произношу:
– Я н-н-не знаю.
Она наклоняется ко мне.
– Коммуникабельность.
Я смотрю на нее, прищурившись.
– Но разве на нее не влияют тысячи генов? И окружающая среда?
– Да, но я думаю, что эта комбинация – ключевая. Измени их соответствующим образом – и «фактор Q» у этого человека взлетит до небес. Ты знаешь, что это значит?
Спасибо Эви, я имела кое-какое представление.
– Показатель, который используют, чтобы измерить известность публичной персоны и ее способность нравиться людям, верно?
– Хорошая девочка.
Только теперь до меня доходит суть того, что она сказала.
– Ух ты. Если вы разработали терапию, которая повышает этот фактор, люди в очередь за ней выстроятся.
Ее глаза блестят.
– О да, непременно.
Я киваю в сторону главных ворот.
– А этих людей снаружи вы будете бесить еще сильнее.
Она кривится.
– И снова да.
Я прикусываю губу.
– Исследователи, которых я читала, пишут, что привязать гены к индивидуальным чертам характера слишком сложно. Они могут объяснить лишь малую часть нашего поведения.
Она рассматривает картинки и медленно проводит мизинцем вдоль фрагмента генетического кода, который, похоже, читается как С-А-Т.
– Большинство людей просто ищут не там. Я проделала предварительную работу, из которой следует, что это вполне возможно.
– Правда? Вы никогда этого не упоминали.
Она складывает руки домиком.
– А как ты думаешь, почему?
На ответ мне хватает наносекунды.
– Потому что это до невозможности противоречиво. И вам все равно не разрешат зайти дальше опытов на животных.
Она нажимает пальцем на воображаемую кнопку, висящую в воздухе.
– Бинго.
Я смотрю в окно ее кабинета, на пасмурный июньский день. На роскошном газоне я замечаю что-то коричневое и смятое. Это птица, которая врезалась в совершенно чистое и прозрачное оконное стекло. Жаль, что генная терапия не может воскрешать мертвых.
Я быстро отвожу взгляд.
– Хм, не хочу вас обидеть, но если вы работаете на таком продвинутом уровне, почему бы не сконцентрироваться на болезнях?
– А кто сказал, что я ими не занимаюсь? Но над этим работают и тысячи других исследователей.
Глаза доктора Стернфилд горят, несмотря на то, что в остальном она держится холодно.
– Однако я знаю на собственном опыте, как социофобия может уродовать жизнь. И ты тоже знаешь.
Я нервно глотаю слюну.
– Потому вы и поделились этим со мной?
Она опускает руки на стол и глубоко вздыхает.
– Эйслин, я хочу, чтобы ты знала, что надежда есть.
Надежда. Я снова кошусь на компьютер.
– Вы думаете, что однажды вы действительно сможете что-то сделать со стеснительностью? Скорректировав гены?
Она заговорщически улыбается.
– Действительно сможем. Но на сегодняшний момент пусть это останется между нами, ладно? Официально мы здесь занимаемся только болезнями, в особенности под руководством доктора Гордона.
Доктор Гордон – ее папа и президент «Nova Genetics».
– Разумеется.
Она берет ручку и подписывает мои документы.
– Увидимся на семейной встрече в воскресенье?
– Конечно.
Я получила то, за чем пришла, и даже немного больше. Но я не могу удержаться и снова смотрю на маленькую кучку коричневых перьев на траве, а потом выхожу из офиса доктора Стернфилд.
Чувствуя себя посвященной в тайну, я прохожу мимо гигантской спирали и выхожу на улицу. Погода стала еще более пасмурной. К счастью, угроза дождя распугала протестующих.