Кузаров, оказывается, не такой уж и старый, на вид - лет пятьдесят. В черном костюме, морда красная, голова чуть наклонена, словно бодаться собрался, пальцы-сосиски сцеплены в замок.
- Добрый день, Федор Евгеньевич, - говорю. - Разрешите войти?
- Матвеев? - роняет Кузаров.
- Матвеев. Куда мне лучше сесть?
Кузаров удивленно вскидывает черные мохнатые брови (интересно, а он меня что, в угол на колени собирался посадить?) и кивает на кресло справа. Я сажусь. Кузаров молчит, смотрит перед собой. Окуленко тоже молчит, левым веком дергает.
- Ну и как это следует понимать, Матвеев? - наконец произносит Кузаров.
Я молчу. Чувствую, здесь надо промолчать. Кузаров переводит на меня тяжелый взгляд и начинает сверлить глазами.
- Ты хочешь сразу приказ об отчислении? Или что-то мне сказать хочешь?
- Федор Евгеньевич, очевидно, вы меня неправильно поняли, - говорю я и смотрю ему в глаза. - Если бы я хотел приказ об отчислении, я бы его уже давно составил и подложил в папку вашей секретарше, верно?
- Это что, шантаж? - неожиданно женским голосом выкрикивает Окуленко. - Как ты смеешь разговаривать с ректором в таком тоне?
Кузаров медленно переводит взгляд на него, и Окуленко тухнет, сморщивается. Кузаров поворачивает голову и снова смотрит мне в глаза. Я продолжаю:
- Федор Евгеньевич, давно хотел поделиться с вами соображениями о безопасности сервера. Мы же с вами понимаем, Институт автоматики - это слишком серьезная организация, чтобы настолько…
Когда это я хотел с ним делиться соображениями о безопасности? Что это со мной сегодня? Что я такое несу? Но остановиться уже не могу. Кузаров смотрит на меня не мигая, слушает. А ведь он неглупый мужик, Кузаров.
- Да как ты посмел, щенок! - выкрикивает Окуленко, и вопль тонет в коврах кабинета.
Ага, нервишки? Кузаров даже не поворачивается, он смотрит мне в глаза. Я перевожу взгляд на Окуленко. Ну, получай! За все получай! И за лабораторные работы на первом курсе, которые ты мне не дал сохранить на диске! И за то, как меня на зачете мурыжил… Так и хочется крикнуть: “Сука! Да ты мне спасибо скажи, что я тебе не отформатировал все сервера!” Но вместо этого я спокойно говорю Окуленко:
- Я вас не вполне понимаю. Имеют место ошибки в организации системы защиты информации. Эти ошибки выявлены вашим же учеником, в этом есть и ваша заслуга. Если бы эти ошибки обнаружили не мы с вами, а посторонний человек - представляете, что было бы? Поэтому мы здесь собрались для того, чтобы обсудить рабочие моменты и вместе выработать пути решения проблемы.
И Окуленко тухнет, скукоживается. А Кузаров все смотрит на меня.
- Твои предложения, Матвеев?
- В общих чертах, - говорю, - предложения сводятся к двум вариантам. Либо доработать по ряду пунктов существующую защиту, либо перевести сервера на более профессиональную операционную систему. - Господи, откуда у меня такая уверенность?! - У нас, конечно, не банк, а всего лишь крупное учебное заведение, но, полагаю, в нашем случае требуется как минимум три уровня защиты…
Только не спрашивайте, что это за уровни такие - сам только что придумал. Но Кузаров не спрашивает, откуда ему знать? Он наконец поворачивается к Окуленко:
- Виктор… э-э-э… Петрович? Сейчас у нас сколько уровней защиты установлено?
Окуленко убит и раздавлен. Он-то вообще ни ухом ни рылом в этих делах! “Компьютер состоит из процессорного блока и периферийных устройств. Придешь на пересдачу, Матвеев!” - “Но я же так и сказал!!!” - “Нет, ты не так сказал. Ты сказал: из системного блока и периферии”…
- Э-э-э… - говорит Окуленко. - Э-э-э… ряд существующих механизмов защиты… Э-э-э… Режим ограничения доступа посторонних лиц в учебные классы…
Так вот он о чем! Выходит, и вообще ничего не понял!
- Позвольте! - говорю. - При чем тут доступ лиц в классы? Речь идет о защите информации от внешнего проникновения. Где у вас журналы работы сервера? Были ли попытки взлома защиты из Интернета? Атаки хакеров? Сколько раз? Когда? С чьих серверов?
- Ну-у-у… У нас не велось раньше такой статистики, но теперь конечно…
- Как это не велось? - удивляюсь я. - Конечно, велось. Если подождете минут десять, я спущусь в класс и распечатаю системные журналы за последние два месяца.
Окуленко уже не пытается сопротивляться. Он раздавлен полностью. И поделом! Руководишь вычислительным центром и не знаешь, где у тебя что?
- Я все понял, - говорит Кузаров и опять смотрит на меня. - Скажи, Матвеев, кто мог бы заняться безопасностью нашей системы?
- В принципе тут нужен штат из нескольких профессионалов… - говорю я.
Ага, станет Кузаров вводить новые штатные единицы. Он же понимает, сколько стоит профессионал. Кузаров продолжает сверлить меня глазами.
- Матвеев, а ты бы мог этим заняться?
- Я еще не профессионал, Федор Евгеньевич, - говорю спокойно. - Все, что я могу на сегодняшний день, - это составить письменный отчет об обнаруженных ошибках и план поэтапного перехода на профессиональную систему.
- Так, - кивает Кузаров.
- А чтобы заниматься этим вплотную, мне придется много поработать - изучить проблему, прочитать специальную литературу.
Господи, что я такое говорю? Как я смогу это осилить?
- Сколько тебе времени нужно? - спрашивает Кузаров, вальяжно достает трубку и начинает ее набивать табаком.
Черт побери, он, оказывается, и впрямь “курит табак”! Я задумываюсь.
- Недели, четыре-пять напряженной работы.
- Что тебе для этого нужно?
- Для начала - немного. Статус лаборанта и индивидуальный учебный план…
Вот и все. Я сам не понял, как это произошло, но вышел я оттуда уже в должности старшего лаборанта - мне даже трудовую книжку завели. А индивидуальный учебный план - такое только у иностранных студентов бывает. Это значит - составь себе график и ходи на какие хочешь занятия, а на остальные - плюй с высокого дерева. На физкультуру, например. И на английский. И ни одна секретарша в учебной части не посмеет гавкать за прогулы. И вообще не посмеет гавкать - студент на особом положении. По приказу самого ректора! А ведь не сотри я эту глупость “ректор-дурак, курит табак”…
Прихожу обратно в аудиторию к Макаровне. Там уже перерыв был, идет второй час. И нет чтобы постоять под дверью - аккуратно стучу: “Можно?”
- Матвеев явился не запылился! - скрипит Макаровна, но беззлобно. - Садись, садись.
Я прохожу к себе на дальний ряд. А все замерли и на меня смотрят почему-то. И Макаровна тоже смотрит.
- И где был? Что ректор? - спрашивает она. Вот ведь любопытная!
- Приватный разговор, Антонина Макаровна. О компьютерной технике.
- Сломал что-то, нагадил?
Я смотрю ей в глаза, молчу. Сколько себя помню, не такое простое это дело - смотреть в глаза людям. А сегодня - смотрю. Спокойно и прохладно. С дальнего ряда расстояние большое, а у Макаровны со зрением неважно, но она чувствует - что-то не то.
- Ну извини, извини, Матвеев. - И поворачивается к доске.
Чтобы Макаровна перед кем-то извинилась, даже в шутку?! Странно это, ой странно. Что ж сегодня такое? Ведь я же ничего не делаю! Не хамлю, не самоутверждаюсь. И наши глядят недоуменно то на меня, то на Макаровну. Ваджай тоже смотрит. Я ему в глаза посмотрел - у него сразу недоуменная улыбка сползла, потух и отвернулся. Испугался?
Но я тогда не обратил на это внимания. Я сидел и вполуха слушал, что Макаровна рассказывает, иногда в тетрадку пару строчек дописывал. А на другом листке рисовал план на ближайший месяц. Зачем я только на это дело подписался - ставить новую систему? Выходило, что надо мне прочесть пару толстенных книжек - я выписал темы, по которым надо найти книжки. Кроме того, набраться опыта, побеседовать с друзьями - я выписал список инетовских приятелей, которые могут оказаться мне полезны. Затем вытащил из кармана проездной билет - в нем лежал листок с нашим расписанием - и стал думать, какие предметы мне нужны, а какие - нет. Вышло, что в институт можно ходить теперь не каждый день. А если некоторые лекции слушать в другие дни на параллельных курсах - то еще реже. Я выписал список предметов, которые мне мешали жить, чтобы посмотреть по общему расписанию, нельзя ли на них ходить в другие дни. Ну не ехать же в пятницу в институт из-за одной Макаровны, в самом деле?