Унчида погладила Уинону по голове, и девочка прижалась к бабушке. Мальчики взяли сестру за руки. Это как бы означало, что теперь они принадлежат друг другу, так как вместе пережили большое горе…
Ни слава сегодняшней битвы, ни трофей — Гром-железо, не принесли радости мальчику, поглощенному горем. Он посмотрел на Уинону. В ней, так похожей на мать, воплотились теперь для него дорогие черты, и Харка мысленно поклялся, что будет охранять ее от всех опасностей так, как охранял бы мать.
Когда Харка вернулся к своим товарищам — Молодым Собакам, те встретили его приветственными криками. Они видели в нем настоящего воина, принесшего добычу с поля боя. Солнечный Дождь, Ворон и Старая Антилопа тоже выразили одобрение его действиям. Но они были сдержаннее, потому что взрослые, переживая радость победы и горечь потерь, все больше и больше задумывались над будущим. Кто мог сказать, что эта первая схватка с враждебным племенем — последняя? Кто мог быть уверен в том, что прерии, которые должны стать для них второй родиной, в конце концов станут ею?
Матотаупа снова отправил во все стороны разведчиков, и род Медведицы двинулся к истокам реки Платт. Прерии, через которые они шли, лежали на высоком нагорье, и климат здесь был более суровый. Местами на траве еще не успел растаять снег. Ни кустика, ни дерева. Только ветер гулял на просторе.
Когда стемнело и в небесной вышине зажглись бесчисленные звезды, род Медведицы расположился на ночлег. Дозорные разошлись вокруг лагеря. Лошади устали не меньше людей и, едва утолив голод, прижались друг к другу, чтобы согреться. Собаки, чувствуя, что у людей им поживиться нечем, разбежались в поисках пищи, и несколько койотов, оказавшихся поблизости, стали их первой добычей.
Харка, Харбстена и Уинона сидели вместе с Унчидой в глубине типи, так же как и утром этого богатого событиями дня. Теперь, вечером, им еще больше недоставало матери. Унчида тихо пела песню о погибшей. Из типи павших в бою воинов тоже доносилось заунывное пение. Снаружи раздавался ритмичный топот босых ног. Это танцевали молодые девушки вокруг скальпов убитых пауни. Танец, сопровождавшийся негромким монотонным пением, был не только выражением радости победы над врагом, это было и заклинание. Индейцы считали, что враг еще не побежден, если не успокоен его дух. Танец и пение девушек должны были успокоить дух врага.
Харка положил на колени свой трофей — мацавакен. Он ощупывал его и думал о том, как с помощью этого оружия, отнявшего у него мать, он совершит хорошее дело — отомстит врагам, убьет кого-нибудь из пауни. Мужчин с голыми черепами и клочком волос на макушке мальчику даже не приходило в голову считать за людей. Вот дакоты — это люди, пауни же — волки, которых нужно уничтожать. И он, Харка, не может дожидаться, пока станет взрослым воином. Он отвоевал мацавакен, и мацавакен принадлежит ему. Надо раскрыть тайну этого оружия и научиться владеть им. Кто в этом может помочь? Никто. Даже отец тут бессилен.
Под монотонное пение танцующих женщин заснули Уинона и Харбстена. Улеглась Унчида. Только Харка не спал, когда вождь вернулся с совета из типи жреца. Матотаупа сел у очага, набил трубку и закурил. Он долго так сидел молча, потом поманил к себе Харку. Мальчик осторожно положил оружие на землю — он опасался, что ружье опять может выстрелить, — и спокойно подошел к отцу.
— Ты сегодня правильно действовал, — сказал сыну вождь.
Харка в душе порадовался похвале, но совсем не так, как раньше, когда была жива мать и он чувствовал себя просто мальчиком.
— Мацавакен — твоя добыча.
— Да, — гордо ответил мальчик, ведь слова отца означали не что иное, как то, что Харка имеет теперь право распоряжаться этим оружием по своему усмотрению.
— Ты во время битвы выстрелил?
— Нет, оно выстрелило само, — сказал Харка неуверенно.
— Это колдовство.
— Возможно, отец… Но, может быть, мы просто не знаем этого оружия. Надо найти воина, который умеет с ним обращаться. Пусть мы будем искать сотню дней, но я уверен, что найдем… А если не найдем, то пойдем к великому вождю дакотов Татанке-Йотанке. Уж он-то знает тайну Гром-железа.
— Возможно… Но я хочу тебя просить подумать о другом. Сейчас уже поздняя ночь, и все-таки я прошу тебя подумать. Ты очень устал?
— Я готов, отец. Я не устал.
— Если мальчик такого возраста, как ты, добывает трофей, то по нашему обычаю мальчик приносит жертву Великому и Таинственному.
— Да, отец.
Харка знал об этом обычае. Все его старшие товарищи когда-то приносили жертву. Четан в одиннадцать лет принес свою жертву — любимую собаку. Харка знал, что для Четана эта жертва была очень тяжелой. Маленький черный клубочек — все, что осталось от пса, был положен в пещеру, и Четан доказал, что отныне он способен преодолеть не только физическую боль. И все были горды за Четана, и Четан был горд за себя. Харка был уверен, что он также спокойно принесет любую жертву. Но лишь он сказал отцу свое «да», как его охватил страх. Он очень устал, его измучил голод, нестерпимо ныла ушибленная рука.