Матотаупа тоже предался размышлениям, но его мысли были направлены на последние события в цирке, и он спросил Харку:
- Что Рэд Джим имеет против тебя?
- Ты спрашиваешь об этом потому, что он стрелял в меня и в моего коня?
- Да.
- Возможно, он просто разозлился, что побеждаем мы.
- Да, это так. Но и не только потому.
- Я его испугал, бросая томагавк. Он не думал, что я так владею этим оружием, и струсил. Это тоже разозлило его.
- Возможно. Но вы давно относитесь недружелюбно друг к другу, еще с нашего пребывания в Омахе, а может быть, и еще раньше - со встречи в блокгаузе…
- Тебе кажется?.. Но ведь это было подло со стороны Джима, что он заставил заплатить Далеко Летающую Птицу - желтую Бороду за наши бизоньи куртки.
- Джим знал, что они нам нужны, а Далеко Летающая Птица дал сколько-то серебряных монет. Разве это неправильно?
- Рэд Джим украл деньги из кассы.
- Харка - Твердый как камень - Ночной Глаз!
- Я уверен в этом.
- Харка! Джим смелый мужчина, он не вор, - голос Матотаупы неожиданно стал жестким. - Джим освободил меня в блокгаузе Беззубого Бена от веревок…
Юноша больше не возражал. Индейские обычаи предписывали не возражать старшим. Но Харка замолчал не только потому, что был хорошо воспитан: он почувствовал, что отец и слышать не хочет слов, порочащих Джима.
То, что Джим исчез с глаз обоих дакотов, еще ничего не говорило Матотаупе. Ему казалось, что Харка замолчал потому, что удалось убедить его. Да и разве сам Харка не удивлялся раньше изобретательности белых людей, разве не Джим спас Матотаупу, а тем самым и Харку?..
Разговор, казалось, был исчерпан; до вечера им еще предстояло проехать порядочное расстояние, и оба вскочили на коней.
С момента побега с Большим Волком они проделали уже немалый путь и находились сейчас в прериях севернее Миссури. Дул резкий ветер, по небу тянулись серые облака, и вскоре посыпался град. Он застревал в гривах коней, в волосах всадников. Как только стемнело, трава покрылась инеем. Путники остановились у маленького ручейка, на котором кое-где еще был лед. Несколько кустиков с редкими ветвями были единственной защитой от ветра и града. И это было лучшее место для привала, какое только можно было найти. Мустанги улеглись. У них еще была лохматая зимняя шерсть, может быть, и не очень красивая, но служившая им хорошую службу. Харка с трудом разжег небольшой огонь, и, расположившись с отцом у крупов коней, они завернулись в одеяло и бизонью шкуру. Спали по очереди.
Под утро ветер разогнал облака. Отец с сыном собрались в путь. Выли волки, и коней не пришлось погонять, они сразу поднялись в галоп…
Новые люди и новая жизнь ждали Матотаупу и Харку впереди.
ЛИЗЕЛОТТА ВЕЛЬСКОПФ-ГЕНРИХ И ЕЕ КНИГИ
Со времен Фенимора Купера и Майн Рида, с начала XIX века, прогрессивные писатели мира с сочувствием относились к теснимым колонизаторами племенам индейцев. В книгах об индейцах особенно полно раскрылось дарование Купера, создавшего знаментый цикл «Кожаный чулок» («Зверобой, или Первая тропа войны», «Последний из могикан», «Следопыт, или Озеро-море», «Пионеры, или У истоков Сусквеганны», «Прерия»). На страницах увлекательных романов справедливость часто вопреки мрачной действительности одерживала верх. Светлые, добрые силы венчали книгу счастливым концом, как бы утверждая мысль о неизбежности торжества правды, победы добра над злом. Следует заметить, что отдельные моменты кровопролитной борьбы не только в книгах завершались победами индейцев. Например, в битве при Литл-Биг-Хорне, одном из последних крупных сражений, несколько индейских племен под водительством известного жреца и вождя Татанки-Йотанки (Ситтинга Булла) наголову разбили большой военный отряд генерала Кустера. Однако плохо вооруженным, разрозненным мелким племенам трудно было противостоять хорошо вооруженной массе американских колонизаторов: мужественный народ неуклонно, планомерно оттеснялся с благодатных земель своих предков в малоплодородные гористые и пустынные области североамериканского континента. Люди гибли в неравных боях, замерзали в снегах, умирали от голода и болезней.
К концу XIX века литература становится более зависимой от денежного мешка и все чаще изображает индейцев кровожадными дикарями, только и ищущими случая пустить свою злодейскую стрелу в белого человека. К началу XX века число «индейских романов» с таким отражением событий увеличивается, а с развитием кинематографа стали фабриковаться и «вестерны», где по-рыцарски благородные ковбои и скауты одерживают верх над «грязными», «злонамеренными» индейцами. Подобного рода произведения об индейцах способствовали тому, что слово «скаут» - разведчик - стало синонимом благородного борца за справедливость, и возникшие в начале века во многих странах детские военизированные организации присваивали своим членам «звание» скаутов: бойскаутов - мальчикам, гёлскаутов - девочкам. Молодчики из вестернов и «индейских романов» стали образцами для подрастающего поколения, воспитываемого в духе насилия, в духе превосходства белой расы.