- Подождите, а что происходит в Харькове? - спросила Лида у выходящих из купе пограничников.
- А вы разве не в курсе? - удивился прапорщик с КПК, который тут видимо был главным.
- Нет, нам ничего толком не сказали. Мы слышали только всякие нелепые слухи. Поэтому и хотелось бы прояснить у вас ситуацию.
- Если коротко, то была попытка переворота, - ответил пограничник, - а более подробно Вам на месте расскажут. Кстати, как доберётесь домой, не забудьте встать на учёт в паспортном столе, а вы, молодые люди, ещё и в Военкомате. У вас на это три дня.
- Когда мы уезжали, такого ещё не было - не удержалась Лида.
- А как Вы хотели, девушка? У нас тут чуть война не началась, а вы на учёт становиться не хотите. Ладно, некогда мне с вами разговаривать. Ещё два вагона проверить надо, - с этими словами прапорщик вышел из купе.
Как только пограничники окончили свою работу, проводник открыл дверь вагона и вышел на платформу.
Я решил воспользоваться такой замечательной возможностью размять ноги и надев шапку и накинув на плечи куртку тоже вышел на свежий воздух.
Да, с прошлого моего посещения Купянского вокзала тут произошло много изменений. Во-первых, появились бетонные стены, разделяющие платформы словно капониры для бронетехники. Во-вторых, охрана вокзала явно увеличилась - появились вышки, на которых маячили часовые с автоматами, да на платформе, несмотря на то, что проверка закончилась, остались вооружённые патрули. И если осенью общее настроение можно было описать как несколько ошарашенное, видимо, люди до конца не верили в то, что всё это происходит на самом деле, то теперь иначе как мрачным настроение назвать было нельзя. Такое ощущение, что все замерли в ожидании большой беды. Чтобы отвлечься от невесёлых мыслей я обратил внимание на работу железнодорожых техников, которые сейчас занимались тем, что отцепляли паровоз от нашего состава.
- Слушай, а почему паровоз меняют? - спросил я у проводника, молодого парня примерно моего возраста, с которым за время проведённое в пути, успел познакомиться., - ведь тут до Харькова рукой подать, всего восемьдесят километров.
- Эх ты, деревня, - улыбнулся проводник, которого, кстати, звали Димой, - вот скажи мне, в чём главное отличие местной дороги от той, что была в том же самом Сталинграде?
- Не знаю, может рельсы какие-нибудь другие, рассчитанные на большие нагрузки, - ответил я первое, что пришло в голову.
- Неправильный ответ, - сказал Дима и, подняв указательный палец вверх, продолжил, - вот смотри всё железнодорожное полотно на перенесённой территории электрифицировано.
- И что? - не сдавался я, - из этого следует, что при выезде из области необходимо менять электровоз на паровоз, но при въезде делать это нет необходимости. Паровоз не нуждается в электричестве.
- Он то может и не нуждается, но знаешь, что произойдёт, если поезда будут ходить по электрифицированным путям?
- Что?
- Ничего хорошего. Изгарь, - видя моё непонимающее лицо, Дима пояснил, - это мелкие недогоревшие кусочки угля, скапливается в дымовой камере паровоза и при работе котла на форсаже вылетает в трубу, просто-напросто пережигая контактный кабель. Так что, если мы пустим паровозы в Харьков, то в скором времени нам придётся забыть о таких вещах, как пригородные электрички.
- И нет никаких вариантов избавиться от этого?
- Почему нет? Есть, конечно. Но сам понимаешь, В тех условиях, в которых мы находимся, проще менять паровозы на границе области.
Словно подтверждая слова Димы, паровоз, наконец, отцепившись от поезда, дал прощальный гудок и малым ходом двинулся вперёд. А на его место, спустя минут десять, подъехал электровоз.
- Подожди, ты же говорил, что паровозы пережигают контактный провод, - снова обратился я к проводнику, - почему тогда обычный дизельный тепловоз тут не используют?
- Издержки производства. Все дизеля нарасхват. А заменить кусок провода на станции гораздо проще, чем где-то на перегоне. Ладно, подымайся в вагон, скоро уже тронемся.
Харьков. 9 мая 1941 года.