Да и сам процесс выздоровления неожиданно резко активизировался. Сегодня утром Кошкин чувствовал себя значительно лучше и, как только к нему в палату вошла дежурная медсестра, попросил её организовать ему встречу с главврачом. Девушка ответила, что Александр Степанович и так встретится с Кошкиным завтра во время утреннего обхода, а сейчас Михаилу Ильичу лучше отдохнуть и подготовиться к утренним процедурам. Кошкин скрепя сердце согласился, но больше откладывать в долгий ящик свои вопросы он не собирался. Он не полный идиот, и способен видеть когда ему лгут, тем более, когда лгут так неаккуратно и несуразностей в получаемой информации наблюдается всё больше и больше. Вот и сейчас, медсестра стала делать укол, а используемый шприц мало того, что не был принесён в ванночке с кипятком, он был просто-напросто вынут из упаковки из того же материала, какой использовался в ёмкости с физаствором, так ещё и шприц был не стеклянным, да и иглу медсестра достала из той же запаянной упаковки что и шприц. Это явно говорило о том, что шприцы в этом оздоровительном заведении не являются такой уж редкостью.
Хотя рядом с его кроватью находилась кнопка вызова дежурной медсестры, Михаил предпочёл воспользоваться тем, что медсестра, делавшая укол, ещё не ушла из палаты. Кошкин попросил девушку сообщить главврачу о необходимости организации если не встречи, то хотя бы телефонного разговора с директором завода N183 Юрием Евгеньевичем Максарёвым. Просьба Кошкина была логичной, ведь даже будучи в Москве после операции он ухитрялся говорить по телефону с сотрудниками своего завода и быть в курсе дел. А сейчас, когда его танк наконец-то пошёл в серию, Кошкину не предоставляли никакой информации по текущему состоянию дел. Тем более, что по последним, ещё в Москве полученным сведениям, инженеры завода должны были находиться в Сталинграде с целью организации помощи в осваивании в производстве танка.
Медсестра, которую звали Таня, обещала сообщить о главврачу о просьбе Кошкина и вышла из палаты слегка покачивая бёдрами.
- Однако выздоравливаю, - подумал Михаила, - пару дней назад и не обратил бы на неё внимания.
Мысли тут же перескочили на жену, - интересно, как она там. По-хорошему уже должна была давно в Харьков приехать, и как минимум дать о себе знать. Размышляя так, Михаил погрустнел, и что бы отвлечься от мыслей о семье, он в который раз стал осматривать свою палату, выискивая несуразности. Собственно их искать особо и не нужно было - вся больничная палата была одной большой несуразностью. Можно было выбрать любой предмет в комнате и найти в нём весьма странные вещи. Возьмём, к примеру, розетку, находящуюся возле тумбочки: всё вроде бы как и обычно - ну что может быть странного в электрической розетке, но стоит присмотреться и видишь, что вместо двух отверстий под вилку, в розетке их три - среднее отверстие находится посредине и несколько ниже двух обычных, да и сам материал и форма розетки отличаются от знакомых. И таких вещей можно найти уйму.
Поэтому-то Кошкин и добивался так активно встречи с главврачом. Главному конструктору нужны были объяснения на образовавшиеся вопросы, и сказкой про секретный санаторий тут уже было не отделаться. Полежав и поразмыслив так где-то с час, Михаил решил сходить на разведку хотя бы по коридору. До этого, как это ни банально не звучало, он ещё е был за пределами своей палаты кроме дня приезда. Еду приносили в палату а для санитарно-гигиенических нужд за дверью, находящейся напротив выхода в коридор был оборудован санузел. Между прочим первое знакомство с этим чудом техники очень удивило Кошкина. Ещё бы - сливной бачок находился не на высоте полутора метров над унитазом и с него не свисала цепь с рукояткой, за которую нужно было дёргать для использования этого устройства, вместо этого бак с водой был интегрирован в унитаз, и для использования просто нужно было нажать на кнопку. В раковине смеситель хоть и был, но для регулировки потока и температуры воды в нём использовались не два вентиля, а один рычаг поворачивающийся вверх и вправо или влево. Ну а душ был огорожен стеклянной стенкой, в которую была вмонтирована стеклянная же дверь ездящая на миниатюрных рельсовых направляющих.
Воспользовавшись тем, что тапочки у него всё же не забрали, и они стояли возле кровати, Кошкин сначала сел, потом обулся и тихонько вышел из комнаты, прикрыв дверь.
За дверью находился коридор идущий как влево, так и вправо от палаты в общей сложности где-то на сто метров. Михаил сначала задумался в какую сторону идти, но затем услышал приглушённые женские голоса. При чём, судя по тону, слова было ещё неразборчивы, одна женщина распекала другую. Заинтересовавшись этим, Михаил двинулся в сторону спорщиц, попутно отмечая в памяти интерьер коридора. Больничный коридор был около двух метров шириной, стены е были выкрашены синей краской, пол выложен плиткой, а вот на потолке находились длинные и узкие лампы, дававшие холодный, слегка мерцающий свет. Хотя Кошкин был в этом коридоре во второй раз, во время первого посещения он чувствовал себя плохо, и не обращал внимания на детали.
Пройдя две палаты, Кошкин подошёл к комнате, в которой и находились спорщицы. Судя по табличке на двери, это была сестринская. Дверь была закрыта, но разговор слышно было очень хорошо.
- Ты вообще думаешь, что говоришь? - сказал первый голос, - какой ему Маскарёв?
- Максарёв, - поправил другой голос, в котором Кошкин узнал Таню, делавшую ему сегодня укол.
- Да хоть чёрт на куличках!, - первый голос явно был разозлён, - где мы его достанем, Максарёва этого. Нету его. Полиэтилен ещё твой. Кто тебя за язык вообще тянул? Тебя сюда зачем поставили, рот открывать, или дело делать? Что нам теперь Александру Степановичу говорить? Русским же языком сказано было, пациент должен ни о чём не догадываться. А теперь что делать? А если он от расстройства нервного помрёт, как узнает. Ты в ГУЛАГ хочешь? Сама же знаешь, что не абы-кого лечим, и если с ним что-то произойдёт, то отвечать будет не тётя Клава, а мы с тобой.
Внезапно Михаил услышал в конце коридора шум, который иначе как звук поднимающегося лифта интерпретировать было нельзя, и счёл за лучшее вернуться назад в свою палату, пока его не поймали за подслушиванием. Хотя очень хотелось дослушать до конца. Уж очень странные высказывания были у второго, так и не идентифицированного голоса.
После завтрака и утренних процедур к Кошкину зашла вчерашняя медсестра Таня.
- Михаил Ильич, вы хотели переговорить с Александром Степановичем? Он может сейчас вас принять. И если вы готовы, то мы можем пойти прямо сейчас.
- Благодаря вашему лечению, Таня, я чувствую себя как пионер. А они, как известно, всегда готовы. Вот только тапочки одену и пойдём.
Улыбнувшись, девушка подождала пока пациент обуется и встанет с кровати. Её взгляд упал на тапки и она вспомнила, как долго медперсонал искал для больного обувь подходящую эпохе. Хорошо ещё, что нашли. Но судя по случайно подслушанному сегодня утром разговору Александра Степановича и этого страшного комиссара (Таня и в современных знаках различия и званиях не разбиралась, а что уж говорить о званиях бытующих в СССР, поэтому медсестра и прозвала про себя человека, приехавшего вместе с Кошкиным комиссаром), эта необходимость в этих аутентичных тапочках пропадёт после разговора Кошкина с главврачом. А так как Татьяне её пациент ещё и нравился, то девушка решила морально подготовить подопечного к тому, что его ожидало в кабинете.
- Михаил Ильич, вы главное не удивляйтесь, если вам Александр Степанович начнёт говорить глупые на первый взгляд вещи, - сказала Таня несколько всё внутренне несколько робея перед человеком, который по рассказам старшей медсестры чуть ли не в одиночку разработал и построил Т-34, лучше которого, как всем известно, за время войны так ничего и не придумали. Хотя девушка и пыталась выяснить у медсестры, почему же если лучше него ничего не было, то немцы до Москвы дошли, но ничего толком выяснить так и не смогла.