Уж и без вас давно все люди говорят:
Кто праведен, тот прав, кто грешен – виноват.
Вы ж, если смыслите, так покажите средство,
Как можно избежать, на свете живши, бедства?
А если и сего нельзя уж вам сказать,
То хоть скажите нам – кто злу всему есть мать?
«Законы слабые», – один нас уверяет,
«Примеры вредные», – другой предполагает,
Но третий, возразив, с досадой вопиет:
«От роскоши всё зло произошло на свет».
Поклон мой сим умам и мыслям их вернейшим,
Поклон всем авторам викариям первейшим.
Я твёрдо верую, и присягну сей час,
Что книги их нигде не учат худу нас,
Но кто, читая их, уж плохо ныне видит,
Тот неужель мужей великих тех обидит,
Что и свою им мысль приложит для суда?
Спроситься, кажется, не есть ещё беда;
Один лишь Аруэт* себя той спесью славил,
Что посторонние умы в умы не ставил,
А я так думаю, что тем не погрешу,
Когда умней себя о чём ни есть спрошу?
А именно, вот что мой ум не постигает:
Не интерес ли зло на свете всё рождает?*
Не он ли главная причина есть тому,
Что без греха прожить не можно никому?
Сам дьявол, где ко злу всё средство потеряет,
В пособие его всегда употребляет.
Припомните, когда ходил он за Христом
И царство показал богатое перстом,
Употреблял свои все хитры покушенья,
Чтоб сына Божия довесть до искушенья,
То милость обещал, то милости просил
И, наконец, с стыдом во ад отослан был;
Припомните, как вся тогда геенска сила
Подпоры более ни в чём не находила,
Но злой ведь Вельзевул и тут не позабыл,
Что интерес ещё ему на помощь был:
Прибегнул к сладкому сему для смертных яду
И к козням новые доставил средства аду.
В чём сам дух хитростей успеть никак не мог,
Увы, в том интерес тотча̀с ему помог!
Прельщён Иуда им, и предан Бог на муки.
О, интерес, твои его убили руки! –
Но остановимся о том мы продолжать,
Чего без ужаса нельзя воображать.
Рассмотрим лучше связь дел нам людей подобных,
Разумных, дураков, святых и преподобных.
Рассмотрим пахаря, у коего все дни
В предмете с тернием загоны лишь одни;
Зачем он трудится? За тем ли, чтоб оралом
Чин выпахать себе и выйти генералом?
Иль силится чрез то добиться ко кресту,
Имея круглый год лицо своё в поту?
Иль хочет он святым соделаться от плуга?
Иль лестно для него названье царска друга?
Нет! Он охотою и в старосты нейдёт;
Так что ж причиною таких его работ?
Первейшая – чтоб есть, другая – денег боле
Желается ему достать чрез плуг и поле.
О, интерес, и тут ты тоже, интерес,
Твой видно и в пыли блеск яркий не исчез;
Но пусть то хорошо, что ты к трудам охотишь,
Да чем же после нам за те труды заплотишь?
Привычкой к жадности, привычкой к грабежу.
И что то истина, я твёрдо докажу.
Боится, например, в посты есть пахарь с соком,
И маслом щи подбить считает он пороком;
Боится выбранить кумы своей куму,
И хлеб собаке дать, что нищий клал в суму;
Боится крест стереть, написанный в крещенье,
Боится ворона убить в своём селенье;
Боится курицы, что пела петухом,
И голубей стрелять считает он грехом;
Охотнее готов с своим расстаться домом,
Чем погасить пожар, зажжённый в оном громом;
Боится мельников, боится ворожей,
Боится мертвецов, боится росстаней;*
Короче, он всего боится – уступает,
Где только интерес его не воружает,
А для него готов и вдовий луг скосить,
И в поле сироту копною заделить;
Готов за сноп один вонзить соседу вилы:
Вот как и набожным душа̀м прибытки милы!
Рассмотрим и купца, который и гроша
С тем в руки не возьмёт, не сделав барыша;
Что рыба без воды, растение без влаги,
Хвастун без языка, подьячий без бумаги,