И в аде молодца такого поискать,
Кто б гнусностью его мог перещеголять.
Преславна издревле была всегда Россия;
Но как же развелись в ней гадины такия?
Великой матерью могли ль быть рождены
Толь безобразные, уродливы сыны?
Не русская душа, не храбрость в них геройска,
Душишка мелкая и подлость в них заморска;
Французчина, как моль, поела весь их мозг,
Забыть к отечеству привязанности долг!
Не честь их движет, нет, их мучит то сердчишки,
Чтоб свет знал, что они французские мартышки.
Начто им с предков брать похвальнейший пример?
Французов мало ли, сорвавшихся с галер?
А как прибегнуть тож к французским и мамзелям,
Которы свет прошли, таскаясь по борделям,
И всяку всячину видали над собой,
То нужно ли искать науки уж другой?
Тогда жеманься, ври, повесничай, кривляйся
И над невежеством россѝян насмехайся,
Которы добрый нрав и здравый смысл хранят,
И что всего глупей, по-русски говорят!
– Fi donc!* Как варварский язык сей груб, нескладен!
Французский au contraire* божествен, деликатен.
Когда бы нам монарх издал такой закон,
Чтоб по-французски врал всяк русский du bon ton,*
Чтоб ѝначе болтать не смели бы дворяне!
А если б свой язык забыли и мещане,
И самый, наконец, преподлый наш мужик
Французский полюбил пренежный толь язык:
Какие б времена блаженные настали!
Мы, офранцузившись, гугнявить все бы стали.
И в просвещении явили тем успех,
Что в вышней степени была б у нас у всех
Французская и жизнь, и нравы, и химеры,
То есть, ни верности к царям, ни к Богу веры,
Ни глупой совести, ни робкого стыда
У новых россиян не стало бы тогда!
Не то ли самое, жеманясь по-французски,
Насвистываешь ты, Мерзилкин, про себя?
Не часто ль ропщешь ты, что твой отец был русский,
И что не санкюлот пустил на свет тебя?*
Послушай-ка, мусье, не господин, Мерзилка!
Не лай на русских ты, французить позабудь:
Ты вспомни, наконец, что есть в России кнут,
Что не минёт тебя в Париж Камчатский ссылка.
На лыжах щеголять как станешь по снегу:
Скажи тогда себе: «Коман-ву-портеву?»*
Нахимов.
_____________________
11
Основание Харькова
Часть первая
Глава вторая*
Приятно в зимний вечерок,
Коль у огня друзья полкругом
Сидят, и курят табачок,
И точат балы за досугом.
Любезность, искренность, любовь,
У них в беседе заседают;
Из них там каждый без чинов,
Там ближнего не обижают,
Там истинна весёлость есть,
Никто в беседе их не связан.
Вельможи, что мне ваша честь?!
Я к вашей жизни не привязан;
Когда со мной мои друзья,
Когда им сказываю сказки,
Не надобны мне ваши ласки,
Царей тогда счастливей я!
Не так ли, друг почтенный Дмитрий,
Не тоже ль скажешь, брат Андрей?
Хоть будь венцом украшен, митрой,
Но если нет с тобой друзей,
Твой жребий стоит сожаленья.
Ах, как тогда на свете жить,
И с кем, скажите, разделить
И радости и сокрушенья?!
Но брат мне Дмитрий говорит:
«Зачем, Маслович, ты болтаешь,
Зачем известное твердишь,
А повести не начинаешь?»
Сейчас, любезный мой, сейчас,
Имей короткое терпенье:
Дай мой исправлю гроком глас,*
И ты моё услышишь пенье.
Часть вторая
«Знать, такі пришли вже годи,
Щоб веселим бути годі!
І не можна чоловіку
Без напасті кончить віку.
ˑ
Що моя Гапуся робе?
Мабуть, досі вже во гробі!
Мабуть, досі ангелочок