– Спускаешься, – звенящим от напряжения голосом говорил между тем Киприот. – Тряпьё огибаешь справа, вход в расщелину сразу за ним. Мы движемся за тобой следом. Понял? Пошёл!
Ян глубоко вдохнул. Там, внизу, была смерть, он видел это ясно, отчётливо. И зачем-то этим гадам понадобилось, чтобы смерть принял он. Так же, как принял её тот тип до него, от которого осталась только прикрывающая мёртвое тело куча тряпья да кровоподтёки по сторонам.
Ян шагнул вправо, вновь скосил взгляд назад. Прощелыга справился с фляжкой и стоял сейчас, упрятав руку за пазуху. У него там ствол, понял Ян, но вместо страха испытал лишь злость, тугую, отчаянную, готовую обернуться гневом и излиться яростью.
– Понял, – сказал Ян, волевым усилием злость в себе удержав. – Я понял. Первым спускаешься ты.
– Что? – ошеломлённо переспросил Киприот. – Что ты сказал?
– Ты не расслышал? – Злость вырвалась наружу, глаза у Яна налились кровью. – Первым спускаешься ты! – заорал он, больше не сдерживаясь. – Понял, гнида?! Пошёл! Ну!
Киприот качнулся влево и схватися за кобуру. Ян, оттолкнувшись от земли, бросился на него. Левой снизу ввалил в подбородок, правой заехал в живот и развернулся к Прощелыге, дрожащими руками наводившему револьвер.
Ян метнулся по склону вверх, навстречу полыхнул выстрел, и боль ожгла, опалила плечо. Вторично Прощелыга выстрелить уже не успел: Ян бросился ему в ноги, подсёк, револьвер вылетел у Прощелыги из ладони и зазвенел по камням. Ян перехватил падающее тело, перебросил Прощелыгу через себя, вскочил и, вложив всю силу, что была в нём, нанёс страшный прямой в лицо.
Прощелыга, распластав руки, рухнул навзничь и покатился по склону прямо туда, в мутное марево над кучей тряпья. И марево, загустев, подхватило его, оторвало от земли и медленно, с натугой, скрутило. От истошного жуткого крика Ян на секунду оглох, а потом крик оборвался, и стало слышно, как с треском ломаются кости. Тогда Ян оторвал от мертвеца взгляд, подобрал с камней револьвер и шагнул к Киприоту.
Тот был без сознания, кровь толчками била из разбитого рта и стекала вниз по щеке. Ян наклонился, расстегнул кобуру, вытянул из неё «беретту», сунул за пазуху. Выпрямился, рывком разодрал на левом плече рубаху, осмотрел рану, осторожно её ощупал. Больно было неимоверно, но рука подвижность не потеряла, из чего Ян заключил, что рана сквозная. Тогда он отодрал от рубахи рукав, скрутил и, помогая себе зубами, натуго перетянул плечо. Присел на корточки, ухватил за грудки принявшегося возиться на камнях Киприота. Рывком вздёрнул и усадил, удерживая за ворот.
– Жить хочешь? – спросил Ян спокойно.
Кипрот судорожно закивал.
– Тогда рассказывай.
Дрожащим от страха голосом, запинаясь и то и дело сплёвывая кровь, Киприот принялся рассказывать. Про «мясорубку», про «Золотой шар», про желания, которые тот якобы исполняет, про цену, за которую можно этот «шар» загнать.
– Понятно, – медленно сказал Ян, когда Киприот закончил. – А меня, значит, вы решили скормить «мясорубке»?
– Послушай, парень, – Киприот справился со страхом, голос его перестал дрожать. – На твоём месте мог быть любой другой. Ничего личного, понимаешь? Жизнь такая.
– Такая, – согласился Ян, – ты прав.
Надо его пристрелить, подумал он отстранённо и усмехнулся. Ничего личного, жизнь такая. А потом не спеша придумать способ вытащить «шар». Он посмотрел на мрачного, насупившегося, исподлобья глядящего Киприота. Интересно, как бы тот поступил на его, Яна, месте.
– Вставай, – сказал Ян. – Пойдём, надо закончить дело. Да не трусь, я тебя убивать не буду. Не веришь? Зря.
Вдвоём они, опасливо ступая и стараясь не смотреть, обогнули то, что осталось от Прощелыги, и спустились в расщелину. «Шар», наполовину зарывшись в землю, недвижно застыл, словно богатая заплата на видавшем виды пыльном камзоле. Ян, покачиваясь с пятки на носок, долго молча смотрел на него. «Шар» притягивал к себе, манил. Он, казалось, подмигивал Яну жёлтым весёлым глазом, уютно устроившись тут посреди побоища. Исполняет сокровенные желания, как же, расслабленно думал Ян. Тоже мне, сказочная фея. А если у меня нет желаний, да и откуда? Тем более сокровенных.