Он остановился, заметив, как переглянулись Старик с Бартом.
- Что-нибудь случилось? - спросил он. - И вообще, где Чака?
- Сейчас придет, - ответил Старик. - Слушай, Григ, - он вдруг смущенно замялся, потом поднял голову, взглянул прямо в глаза, - а ты бы не мог взять Чаку с собой?
- Чаку? - изумился Григ. - С собой? Зачем? Вы же через несколько часов окажетесь дома!
- Так будет безопаснее, - Старик посмотрел на Барта, словно ожидая его поддержки. - Всякое ведь может случиться. Загорится что-нибудь. Да любая наша оплошность - и все. Поднимут тревогу, пойди выберись из города. А вам вдвоем даже легче будет. Она подстрахует, если что.
На мгновение Грига охватила радость, но тут же погасла, и он нахмурился.
- Со мной ведь тоже опасно, - ответил он. - И потом, кто меня с бабой примет? Там мужская община.
- Мы взвесили все, - сказал Старик. - Ее уже подстригли и одели парнишкой. Будет тебе названный брат. И примут тебя с ним не хуже, чем одного. Мистер Томпсон с нами согласен. Он очень въедливо это просчитывал. Можешь поручить Гному, пусть проверит.
- Но ее могут опознать, - продолжал бороться Григ. - Коленки внутрь, грудь, те же дырки от серег...
- Грудь затянули, - отвечал Старик. - А коленки Томпсон выправит. И дырки к обеду уже зарастут. Мы все учли, Григ.
- Гм... - Григ в смятении огляделся. - Гном, - позвал он, - а ты что думаешь?
- Решай сам, - ответил Гном. - Флюктуации тут нет, а все остальное твое дело.
- Ладно, - сказал Григ, сдаваясь. - Некогда спорить. В конце концов, вам виднее. Но ведь уже пора ехать. Где она?
- На конюшне, - сказал Барт. - Помогает Лончу. Понимаешь, мы решили вьючных не брать...
Григ закусил губу.
- Лончу так Лончу, - сказал он, вставая. - Жаль мешать. Но время не ждет. Уже совсем рассвело.
Чака стояла рядом с Лончем, держа лошадей в поводу.
- Готова? - спросил Григ, иронично окидывая взглядом щегольской наряд Лонча, надевшего в честь отъезда роскошный лазоревый терлик с иршанными сапогами, и худенькую фигурку Чаки в холщовых портах и коротком коричневом армяке.
- Готова, - откликнулась Чака с вызовом.
- А вот мы посмотрим, - объявил Григ и, протянув руку, потащил за видневшийся в четырехугольном вырезе рубахи гайтан.
- В Бога веруешь? - грозно вопросил он, доставая крест. - Все, говоришь, продумали? - он повернулся к Старику.
Тот виновато отвел глаза.
- Да мы только насчет мужского... - пробормотал Барт.
Григ разжал пальцы.
- Сними и сунь под пятку, - распорядился он. И отвернулся, оглядывая уже оседланных лошадей.
Ему досталась Ягодка - статная гнедая ногайских кровей. Лошадь Чаки была рыжая, с белыми бабками - явно русского замеса. Обе лошади, он знал это, были необычайно выносливы и могли выдержать три часа непрерывной рыси без всякой помощи Мистера Томпсона.
Григ с одобрением оглядел простую, но крепкую сбрую, подтянул у Ягодки подпругу, похлопал ее по крупу.
- Добре, - пробормотал он и обернулся. Чака уже собиралась садиться, и Лонч, бережно державший ее за подъем, как раз в эту минуту выпрямился, помогая Чаке взобраться в седло. Григ отвел глаза.
- Прекрати, - сказал он себе. - В конце концов, это их дело. А у тебя здесь дела другие. Приди в себя. Не позорься.
- Ну ладно, - заставив себя улыбнуться, объявил он. - Будем прощаться, что ли?
Обнявшись и облобызавшись по усвоенному здесь обычаю со Стариком, Григ пожал руки остальным и, вскочив на свою гнедую, тронулся в открываемые Бартом ворота. Он сознательно не стал дожидаться Чаку, чтобы не видеть ее прощания с Лончем. Но Чака не заставила себя ждать. Через несколько секунд он услышал стук копыт за спиной, а выезжая со двора, увидел и ее, привставшую на стременах и машущую кому-то рукой.
Проскакав по Воскресенской, они свернули к Кремлю и, миновав Покровский собор, спустились к реке. У Живого моста Григ оглянулся. Утро только занималось, но видно было, что день обещается добрый. Чистое, уже отчетливо бирюзовое небо было безоблачным, и только вдоль самого горизонта, у Воробьевых гор, пролегла темная полоса. И звонким, напряженно-тревожным ожиданием обожгло душу, когда вспыхнули под лучами невидимого пока еще солнца ярким, очищающим огнем купола кремлевских церквей.
Быстро промчавшись по Ордынке и миновав Серпуховские ворота, они пришпорили коней и быстрой рысью понеслись по пустынной пока в этот час дороге. Путь им предстоял неблизкий. Поротовское Бусково находилось достаточно далеко, за стоящим на Пахре селом Подолом, и надо было бы поберечь лошадей, но утренняя свежесть бодрила тело, заставляла азартно напрягаться мышцы, и до самого Свято-Данилова монастыря Григ с Чакой шли ускоренной рысью.
Оставшись впервые один на один с Чакой, Григ изо всех сил старался выглядеть спокойным и бесстрастным. Именно поэтому он нарочно обогнал ее и теперь скакал чуть впереди, боясь неосторожным взглядом или словом выдать терзавшие его чувства. За эти полгода, что он провел здесь, ему довелось лишь дважды переброситься с ней парой незначительных фраз, да еще несколько раз она нечаянно попадалась ему то в сенях, то во дворе, когда он покидал Старика после очередной встречи.
Нельзя сказать, что она держалась по отношению к нему особенно враждебно. Напротив, как и подобало девице, она тут же пыталась скрыться с глаз постороннего человека. Но Григ навсегда запомнил ее безразличный взгляд, которым можно было скользнуть по привезенному в дом новому сундуку, когда она случайно влетела в горницу, где они сидели со Стариком, и Старик счел нужным представить подьячему свою дочь.
И еще был случай, о котором Григ тоже никак не мог забыть. Месяца три назад, вызвав по какому-то делу Старика, он случайно вклинился в общий разговор. Реплику Барта он, увлеченный беседой со Стариком, не разобрал. Барт что-то творил о выемке поличного у воровской жонки Малашки в Чертолье. Но фраза о том, что узнать о судьбе найденных там вещей можно через Гаврюшку, заставила его невольно напрячь внимание. Напрячь, чтобы тут же услышать издевательский смех Чаки. Отсмеявшись, Чака, не скрывая презрения, объявила, что интересоваться у Гаврюшки о Романовском списке Заточника все равно, что, спрашивать у сторожевого пса Копея, который час.
Старик потом извинялся за дочь, успокаивал Грига, что это лишь показывает, насколько хорошо тот вжился в образ и роль, но уязвленный Григ так и не сумел избавиться от неприятного осадка, и теперь, едучи бок о бок с Чакой, в очередной раз давал себе слово навсегда выбросить ее из головы.
Мысли о Чаке заставили его на какое-то время забыть о Группе, но, вспомнив наконец о тех, кто остался в Москве и сейчас напряженно ждал встречи с опасностью, Григ не ощутил тревоги. В отличие от него самого Группа имела дело с предельно ясной ситуацией. Задача, поставленная Группе была четкая и конечная. Пугающая, трудновыполнимая, но совершенно определенная.
Многое он отдал бы, чтобы иметь такую же ясность. Его самого впереди ждали только мрак и неизвестность. Темная пропасть Контакта представлялась ему даже более жуткой, чем холодные глубины космоса. Контакта с теми, кого трудно было даже назвать братьями по разуму, с теми, кто на протяжении веков вызывал иррациональный ужас, а в последнее время воспринимался как сказка и миф. Барт был прав, сказка теперь становилась былью, но радости, которую ожидаешь от встречи с чудом, Григ не испытывал. Не радость, а тревога ложилась на плечи, свинцовой плитой пригибала к лошадиной холке, нервным огнем опаляла изнутри мозг.
Что за создание находилось внутри огненного столба? Этого не знал никто. Неподвижное, как в этот раз, или неуклюже шевелящееся, как в некоторых других случаях, оно никогда не выходило за пределы светящейся колонны, и все попытки проникнуть туда к нему тоже всегда оканчивались ничем.