И разбирая сундук, и перекладывая лежащие в нем вещи, он как бы разом вспомнил эти прошедшие полгода, дни и ночи, кровь и пот, звериную осторожность в первые недели и воспаленные глаза по вечерам, и как раскалывалась к полуночи после анализа дня голова, и совсем уже фантастическую карусель событий, захлестнувшую его после смерти Джоя, вобравшую в себя арест Антипа, допросы и пытки и потрясающее своей бессмысленной ненужностью признание плотника. Не так он себе мыслил заключительный этап. Теперь, даже сотни раз выверяя каждый шаг, он все равно двигался в стороне от дороги, брел, а точнее пробирался по бездонному болоту, блуждал в густом, дремучем, полном опасностей лесу, каждую минуту ожидая, что под зеленым, приветливым мхом разверзнется пустота.
Что там костюм! События обгоняли от, грозили гибелью всему задуманному, и теперь, будучи вынужденным включить в это дело и выставить в качестве своего щита работавшую здесь группу Наблюдателей, он все равно не испытывал уверенности, что ему удастся обмануть своенравное время и первым добежать до финиша. Туда, где его так ждут.
Он вспомнил вдруг глаза Н'Габе, зашедшего перед самым погружением в превентивный бокс. Им давно уже не удавалось встретиться и поговорить друг с другом. Жесткая программа подготовки заставляла Грига почти каждую ночь вешать поле гамака прямо в операторской, и Н'Габе он видел только на экране. Теперь же тот стоял рядом, молча глядя на нет, собираясь, видимо, сообщить что-то важное и не зная, как начать. И в ту секунду, когда Григ уже решился было ему помочь, Н'Габе сделал короткий шаг вперед и, подойдя вплотную, тихо, почти шепотом, сказал: - Ты уж не подведи нас, сынок. - И добавил, глядя ему прямо в глаза: - Сделай там невозможное.
Чувствуя всепоглощающую усталость, Григ загрузил в дезинтегратор все, что могло вызвать кривотолки: седой парик с бородой, рясу и клобук, пару кистеней да шестопер. Подумав, добавил и мешочек с зернью.
Вспыхнуло бесцветное пламя, дохнуло жаром из широкого раструба.
- Все, - сказал он себе, выпрямляясь. - Теперь спать.
Он растянулся на лавке, привычно расслабляясь и загадывая картинку. Чтобы быстрее заснуть, он всегда вызывал из памяти что-нибудь согревающее душу, и, вглядываясь в милые черты или в ставший по каким-то причинам родным и близким пейзаж, он медленно растворялся в мягко заливающих мозг волнах торможения.
В самом начале заброски он любил вызывать Чаку. Влюбившись в нее, как мальчишка, с одного взгляда, он вообще в первые месяцы часто просил показать светлицу, и если Чака сидела там в окружении дворовых девок, подолгу любовался ее ясным и нежным лицом, порывистой фигуркой, изящными движениями тонкой, точеной руки.
Однако надменное и презрительное выражение, с которым она каждый раз глядела на него во время коротких встреч, да несколько случайно услышанных им фраз быстро развеяли иллюзии. И тогда он раз и навсегда запретил себе думать о ней и сумел справиться с собой. Уж что-что, а с собой справляться он умел. Поэтому в последнее время он вспоминал Кея или Вадима, а чаще всего свою каюту на "Персее", свидетельницу его поражений и побед, давно ставшую для него и отчим домом, и логовом, где можно было отлежаться и зализать раны. Он сознательно вытеснял Чаку, а вот сегодня изменил себе. Впрочем, сегодня он, возможно, встречался с ней в последний раз.
- Приснилась бы хоть, - подумал он, уходя по спирали в темную и теплую, как перина, пучину сна.
И сон пришел. Но это оказался не тот, хороший и добрый сон, который так нужен был ему в эту последнюю перед Контактом ночь, а сон тревожный, полный неясных угроз и безумных трансформаций. Начало он помнил плохо, оно было сумбурным. Но потом случилось так, что он попал в западню и попал в нее вместе с Чакой. Судя по тому, что у нет было оружие, он был в заброске. Правда, он не понимал, как очутился в этих бетонных тоннелях, но это было не важно. Это было не важно, потому что он спасал Чаку. Растерянная и плачущая, она металась из угла в угол, потом они оказались в сером колодце двора, и тут в них начали стрелять. Пули почему-то были трассирующие, они красиво летели со всех сторон, крест-накрест перечеркивая пространство колодца. Это были именно пули, а не импульсы скорчера, но он не удивился этому, а только, устроившись рядом с упавшей Чакой, ватными руками поднял свой бластер и, с отчаянием понимая, что совершает преступление, стал стрелять, стрелять, стрелять...
Все происходящее было настолько ужасным, что он проснулся, но, уже проснувшись, еще несколько минут неподвижно лежал на спине, прислушиваясь, как расползаются, словно туман, последние клочья кошмара, не в силах поверить, что это был только сон...
- Господи, - подумал он. - Гадость какая... Но я, кажется, держался хорошо.
Больше всего он боялся себя во сне. Расторможенная подкорка вписывала его в фантастический калейдоскоп порожденных мозгом иллюзий таким, каким он был на самом деле. Все, тщательно задавленное и спрятанное в тайниках подсознания, во сне обычно выходило наружу - точно так же, как могло выйти и в любой экстремальной ситуации. Поэтому, если бы он, не дай Бог, струсил во сне... К счастью, он не струсил.
- Хватит, - сказал он себе. - Пора вставать. Гном! Время?!
- Ноль один, ноль семь по единому.
Пора было. Давно уже пора.
В доме у Старика никто не спал. Барт, еще более суровый от набрякших под глазами мешков, отпер ворота.
- Ну что? - спросил Григ, пожимая протянутую руку. - Вчерашний угол осмотрели уже?
- Нет там ничего, - нахмурившись, сказал Барт. - Земля сухая была.
- Ну и что. Может, и вправду показалось. Сами-то готовы?
- Готовы, готовы, - сказал Барт, и непонятно было, то ли шутит он, то ли злится. - Мы всегда готовы.
- Тогда пошли.
И снова они сидели в горнице за непокрытым столом и Григ, теперь уже на правах старшего, подробно разбирал со Стариком и Бартом предстоящую операцию.
- Индивидуальные фильтры у всех?
- У всех.
- Уже вживили?
- Конечно.
- Какие комнаты успели оборудовать сосками?
- Весь первый этаж.
- А щели не забили?
- Нет. Прошлись полиуретаном.
- А второй?
- Этого мы не допустим.
- А если все-таки?
- Тогда индивидуальные баллончики.
- А если не все войдут сразу?
- Лип с Лончем будут оттаскивать в дальнюю комнату.
- Значит так. Возьмем худший вариант. Они приезжают. Часть спешивается, часть остается на конях. Десятник и еще человек пять идут в дом. Не выходят. Заходят еще трое...
- Пауза будет большая. Первых успеем убрать.
- Так. Остается несколько человек. Они насторожены. Эти трое не выходят. Оставшиеся хотят в тревоге выехать со двора.
- Ворота заперты.
- Но их тоже надо в конце концов нейтрализовать. Выходить вам нельзя. Они хорошо вооружены. Не рубиться же вам во дворе! Как быть?
- В этом случае мы имитируем шум драки в хоромах. На него они кинутся. - Пожалуй... Но вы переполошите соседей.
- Они сделают вид, что ничего не видит и не слышат.
- Но потом дадут показания.
- Потом будет уже поздно. Раньше полудня их не хватятся.
- Еще одна сказка родится, - мечтательно сказал Барт. - Будто нас черти уволокли. И ведь при этом - почти правда.
- Черти... - задумчиво пробормотал Григ. - Чего же я хотел?.. Да, вот! На случай рукопашной. Только честно... Вы давно тренировались?
- Это не страшно, - ответил Барт. - Нас ведь будет вести Мистер Томпсон, а с ним, - он саркастически улыбнулся, - мы способны на чудеса.
- Напрасно ты так думаешь, - серьезно возразил Григ. - Молочную кислоту выводить нелегко. В нетренированных мышцах она накапливается быстрее. Вот меня и интересует, насколько вас хватит?
- Мистер Томпсон считает, что на полчаса непрерывного боя.
- Хорошо. Чаку спрячьте где-нибудь вне дома. В любом сарае. Только не в тереме. И оденьте ее в мужское.