— Гм… — Григ в смятении огляделся. — Гном, — позвал он, — а ты что думаешь?
— Решай сам, — ответил Гном. — Флюктуации тут нет, а все остальное твое дело.
— Ладно, — сказал Григ, сдаваясь. — Некогда спорить. В конце концов, вам виднее. Но ведь уже пора ехать. Где она?
— На конюшне, — сказал Барт. — Помогает Лончу. Понимаешь, мы решили вьючных не брать…
Григ закусил губу.
— Лончу так Лончу, — сказал он, вставая. — Жаль мешать. Но время не ждет. Уже совсем рассвело.
Чака стояла рядом с Лончем, держа лошадей в поводу.
— Готова? — спросил Григ, иронично окидывая взглядом щегольской наряд Лонча, надевшего в честь отъезда роскошный лазоревый терлик с иршанными сапогами, и худенькую фигурку Чаки в холщовых портах и коротком коричневом армяке.
— Готова, — откликнулась Чака с вызовом.
— А вот мы посмотрим, — объявил Григ и, протянув руку, потащил за видневшийся в четырехугольном вырезе рубахи гайтан.
— В Бога веруешь? — грозно вопросил он, доставая крест. — Все, говоришь, продумали? — он повернулся к Старику.
Тот виновато отвел глаза.
— Да мы только насчет мужского… — пробормотал Барт.
Григ разжал пальцы.
— Сними и сунь под пятку, — распорядился он. И отвернулся, оглядывая уже оседланных лошадей.
Ему досталась Ягодка — статная гнедая ногайских кровей. Лошадь Чаки была рыжая, с белыми бабками — явно русского замеса. Обе лошади, он знал это, были необычайно выносливы и могли выдержать три часа непрерывной рыси без всякой помощи Мистера Томпсона.
Григ с одобрением оглядел простую, но крепкую сбрую, подтянул у Ягодки подпругу, похлопал ее по крупу.
— Добре, — пробормотал он и обернулся. Чака уже собиралась садиться, и Лонч, бережно державший ее за подъем, как раз в эту минуту выпрямился, помогая Чаке взобраться в седло. Григ отвел глаза.
— Прекрати, — сказал он себе. — В конце концов, это их дело. А у тебя здесь дела другие. Приди в себя. Не позорься.
— Ну ладно, — заставив себя улыбнуться, объявил он. — Будем прощаться, что ли?
Обнявшись и облобызавшись по усвоенному здесь обычаю со Стариком, Григ пожал руки остальным и, вскочив на свою гнедую, тронулся в открываемые Бартом ворота. Он сознательно не стал дожидаться Чаку, чтобы не видеть ее прощания с Лончем. Но Чака не заставила себя ждать. Через несколько секунд он услышал стук копыт за спиной, а выезжая со двора, увидел и ее, привставшую на стременах и машущую кому-то рукой.
Проскакав по Воскресенской, они свернули к Кремлю и, миновав Покровский собор, спустились к реке. У Живого моста Григ оглянулся. Утро только занималось, но видно было, что день обещается добрый. Чистое, уже отчетливо бирюзовое небо было безоблачным, и только вдоль самого горизонта, у Воробьевых гор, пролегла темная полоса. И звонким, напряженно — тревожным ожиданием обожгло душу, когда вспыхнули под лучами невидимого пока еще солнца ярким, очищающим огнем купола кремлевских церквей.
Быстро промчавшись по Ордынке и миновав Серпуховские ворота, они пришпорили коней и быстрой рысью понеслись по пустынной пока в этот час дороге. Путь им предстоял неблизкий. Поротовское Бусково находилось достаточно далеко, за стоящим на Пахре селом Подолом, и надо было бы поберечь лошадей, но утренняя свежесть бодрила тело, заставляла азартно напрягаться мышцы, и до самого Свято-Данилова монастыря Григ с Чакой шли ускоренной рысью.
Оставшись впервые один на один с Чакой, Григ изо всех сил старался выглядеть спокойным и бесстрастным. Именно поэтому он нарочно обогнал ее и теперь скакал чуть впереди, боясь неосторожным взглядом или словом выдать терзавшие его чувства. За эти полгода, что он провел здесь, ему довелось лишь дважды переброситься с ней парой незначительных фраз, да еще несколько раз она нечаянно попадалась ему то в сенях, то во дворе, когда он покидал Старика после очередной встречи.
Нельзя сказать, что она держалась по отношению к нему особенно враждебно. Напротив, как и подобало девице, она тут же пыталась скрыться с глаз постороннего человека. Но Григ навсегда запомнил ее безразличный взгляд, которым можно было скользнуть по привезенному в дом новому сундуку, когда она случайно влетела в горницу, где они сидели со Стариком, и Старик счел нужным представить подьячему свою дочь.
И еще был случай, о котором Григ тоже никак не мог забыть. Месяца три назад, вызвав по какому-то делу Старика, он случайно вклинился в общий разговор. Реплику Барта он, увлеченный беседой со Стариком, не разобрал. Барт что-то творил о выемке поличного у воровской жонки Малашки в Чертолье. Но фраза о том, что узнать о судьбе найденных там вещей можно через Гаврюшку, заставила его невольно напрячь внимание. Напрячь, чтобы тут же услышать издевательский смех Чаки. Отсмеявшись, Чака, не скрывая презрения, объявила, что интересоваться у Гаврюшки о Романовском списке Заточника все равно, что, спрашивать у сторожевого пса Копея, который час.