— Легкое растяжение, — подал голос Гном. — Скоро пройдет. Ты действовал не осознанно, и я слегка придержал твои удары. Ты не сердишься? Ты ведь сам разрешил мне это.
— Все правильно, — Григ привстал на стременах и огляделся.
Теперь оставался только один стрелец, не видевший пока, что произошло, и поджидающий Грига на дороге за поворотом.
— Гном! — позвал Григ, собирая поводья. — А что там с тем, которою я сбил первым?
— Он свалился под обрыв.
— Как свалился? — не понял Григ.
— Сейчас покажу.
И Григ увидел снятого церковной камерой стрельца в ту минуту, когда нога его вывернулась наконец из сапога, и он замер, раскинувшись навзничь всего в двух метрах от обрыва. Потом запись дернулась, Гном пропустил несколько минут, стрелец пошевелился, медленно поднялся на четвереньки, с трудом выпрямился и сделал слепой шаг в сторону обрыва.
— Ничего не соображает, — прокомментировал Гном.
Качаясь, стрелец сделал еще шаг, потом еще. Третьего шага уже не было. Нога его провалилась и, взмахнув руками, он рухнул куда-то вниз.
— А теперь? — спросил Григ.
— Теперь он в мертвой зоне. Но без сознания. Вероятность где-то ноль восемьдесят, — добавил торопливо Гном.
Но Григ его уже не слушал. Потому что как раз в эту минуту он выскочил на бугор и увидел неторопливо переступающую ногами лошадь и всадника, держащего в опушенной руке саблю.
Стрелец, видимо, уже понял, что что-то не так. Но к чести его он не бросился бежать, а, привстав на стременах, понесся навстречу стремительно приближающемуся к нему Григу. Расстояние быстро сокращалось, и Григ, не мешкая, бросил кол и, ухватив глазами сверкающую в лучах заходящего солнца саблю, сорвал с крюка аркан.
— Ну, Гном, — мелькнуло у него, — не подведи!
Свистящего шороха летящей волосяной петли он не услышал. Осаженная им на всем скаку Ягодка, коротко заржав, взрыла землю копытами. Мгновенный поворот, рывок — и только проклятья да стук падающего тела сказали ему, что Гном не подвел. Обернувшись, Григ увидел облако пыли и тянущегося на буксире за Ягодкой стрельца. Бросив поводья, он спрыгнул, еще в воздухе вытаскивая нож и прикидывая, где лучше перерезать аркан.
Через минуту все было кончено. Стрелец, живой и не очень помятый, ругаясь, лежал на дороге, связанный куском бечевы и собственным ремнем, а Григ стоял рядом, сматывая остатки аркана.
— Чака! — позвал он. — Ты как?
— Григ! Григ, родной! — возглас Чаки долетел так ясно, словно она стояла рядом. — Я все видела. Ох, Григ, какой же ты молодец!
— При чем тут я? — Григ подозвал Ягодку, забрался в седло. — Это все Гном. Где вы?
— Да вот, почти напротив, на пойменном лугу.
— Напротив? — Григ повернул Ягодку в сторону реки, сжал шенкеля. — А как вы здесь оказались? Вы же бежали к броду.
— Да. Но Пров потом сказал, что надо искать остальных. Они ведь где-то здесь ушли в лес. Ой, Григ, какая вода холодная!
— Ну! — Григ ухмыльнулся. — Сегодня пятое. Илья — пророк в воду уже надул.
— Григ, ты догонишь нас?
— Конечно. Я же на Ягодке.
— Давай быстрей. Мне без тебя так одиноко.
— Сейчас, сейчас…
Ломило все тело, особенно спину. Легкий ветерок с реки приятно овевал разгоряченное боем лицо. Теперь, когда все кончилось, можно было и расслабиться, зная, что лежащие на лугу стрельцы долго еще не придут в себя, а очнувшись, меньше всего будут думать о преследовании.
Однако долгожданная легкость не приходила. Зеленая муть давила на плечи, горестно сжимала сердце. Трудно, практически невозможно было примириться с мыслью о том, что ни Джою, ни Барту, ни Липу, ни Лончу со Стариком теперь никогда уже не выйти поутру из своего коттеджа, не поднять свечой к небу глайдер, не посидеть с друзьями за столом. Неубранные, разбросанные по полям и лесам, они останутся лежать поваленными верстовыми вехами кровавой дороги в непознанное, и воронье, наверное, уже усаживается на их тела, ковыряя коченеющую плоть, выклевывая остекленевшие глаза.
Конечно, он мог оживить их, вернувшись назад и тайно повлияв на сложившуюся после признания Антипа цепь событий. Такие варианты наверняка были, и Гному ничего не стоило рассчитать их. Но это изменение ситуации обязательно повлекло бы за собой переструктурирование всего происшедшего и могло раз и навсегда уничтожить то, что с таким трудом удалось наконец достичь.