-Где Харон? Только и вымолвил дед.
-Собака того дворника что помер тут? У мужика был такой жуткий взгляд, словно за его глазами крылась сама пустота.
-Живой я, произнес старик, но чувство необратимой беды заглушили его слова.
-Где Харон? Уже по слогам повторил бедолага чуть откашлявшись.
-Так убили его, по холодам еще, бомжи какие-то отловили, только шкуру и нашли.
Колени старика подогнулись, каждое слово мужика словно пуля вонзалось в него и ранило, как подкошенный рухнул он на пороге своего бывшего еже дома.
Потом он все шел и шел и ничего не оставалось позади него, ни следов, ни запахов ни воспоминаний, он шел и в голове почему-то крутилась дурацкая песенка, которую он слышал когда-то давно. Старик и не заметил, как оказался на мосту. Облокотившись на парапет он вдруг завыл по собачьи и было в этом вое столько отчаянья, столько тоски, будто всю вселенскую боль вложили в одну человеческую глотку.
Дед посмотрел через перила на темную воду Невы. Решение возникло быстро, он вдруг ясно понял, что там внизу, в этом быстром течении и есть освобождение, единственный шанс освободиться от этой всепоглощающей боли. Немного подтянувшись, он перегнулся через ограждение подался вперед и камнем полетел вниз. Холодная невская вода проглотила его разом, словно голодная жаба. Вмиг потяжелевшая одежда неподъёмным грузом утянула его на дно. Когда-то он читал, что самый страшный способ умереть это именно утонуть. Вода – жестокая стихия, она не убивает немедленно. Долгую, мучительную минуту он был в полном сознании, все его измученное тело молило о глотке воздуха. Дышать! Голова разрывалась на миллиарды атомов, Дышать! Какая страшная боль! Дышать! Боже, ну почему так долго? Наконец инстинкт взял верх над угасающим разумом и он сделал вдох. Вода раскаленным маслом ворвалась в его измученные легкие. Последние что он увидел это был замысловатый хоровод из множества удивительно красивых светящихся точек, и где-то, совсем рядом, послышался радостный лай Харона.