– Ну да! Вот если бы вас так, – я зло поддернул рюкзак, – безоружного…
– Как? – тихо спросил он. – Как так?
– Вот так, в упор.
Его рачье лицо отливало розоватым блеском, короткий нос казался покрыт лаком. Он неожиданно улыбнулся, выставив крупные зубы.
– Тебя как звать, парень? – Он приблизился ко мне почти вплотную.
– Николай.
– Ты думаешь, Николай, так легко убить? Ты думаешь, всех-то дел – на крючок нажать. Да?
Рак был длинным малым, на голову выше меня. От него воняло сырым костром – горький, противный запах. Он сплюнул в траву.
– Мой отец говорил: каждый день ты должен кого-то убивать. Муху, крысу. Каждый день… – Рак засмеялся. – Тогда в решающий момент рука не дрогнет. В решающий момент…
Он неожиданно протянул мне ружье.
– На! Попробуй сам.
Ружье оказалось старым двухзарядным «ремингтоном», увесистым, гораздо тяжелее, чем я ожидал, цевье было теплым и скользким от его потных рук. Мой указательный палец осторожно лег на маслянистое железо. Мне всегда казалось, что оружие должно придавать уверенности, на деле я ощутил неудобство и растерянность.
– Приклад в плечо… Вот так…
– Знаю… – Я вжал приклад в плечо. – Ну и?
Рак сделал шаг назад, неожиданно приподнял ствол «ремингтона» и упер его себе в грудь. Я замер, хотел сглотнуть, во рту была сушь. Палец мелко дрожал на спусковом крючке.
– Ну и? – тихо передразнил он меня.
Его выпуклые глаза гипнотизировали, я не мог отвести взгляда от этих водянистых, в розовых прожилках, воспаленных глаз, от белых ресниц, похожих на свиные щетинки. Мне пришла неожиданная мысль, что он альбинос.
– Ну что, Ник, – так же тихо спросил он. – Сможешь? Или кишка тонка?
«Ремингтон» стал вдвое тяжелее. Страшно хотелось пить. Снизу, из желудка поднималась тошнотворная слабость, между лопаток скользнула щекотная капля. Если бы ствол не упирался в его грудь, у меня вряд ли хватило сил удержать ружье.
– Вот видишь, – ласково проговорил он. – Не так это просто – убить. Навык нужен.
Левой рукой он взялся за ствол, мои пальцы разжались сами. Он ловким жестом перехватил ружье за цевье, уверенно прижал ствол к волчьей голове и выстрелил.
1
Мы развелись через два с половиной месяца после моего возвращения из Пакистана. Выплатили кредит за «рэнглер», переписали дом на имя жены. Бывшей жены. Она снова стала Хелью Борг, дети – старшему уже двенадцать, младшей Анне – семь, тоже стали Боргами. Мое имя постепенно начало исчезать. Исчезать с почтовых конвертов, со счетов за газ, электричество, исчезать из жизни.
Я научил детей прятаться в ванной при первых признаках опасности, ванная – самое защищенное место в доме. Моя жена научилась обращаться с дробовиком, винтовка всегда в спальне, я объяснил Хелью, под каким углом лучше стрелять сквозь дверь, чтобы избежать рикошета. Сразу после учебного года они с детьми переедут на Западное побережье, куда-нибудь в Калифорнию или Орегон. Здесь, в Виргинии, на лужайке перед нашим домом уже стояла вывеска «Продается».
В апреле, во время очередного медосмотра я пожаловался на депрессию.
– Суицидальные мысли? – спросил доктор, тюкая по клавишам ноутбука двумя пальцами.
Я пожал плечами, кивнул, разглядывая серый линолеум, неубедительно изображающий мрамор.
– Алкоголь?
– Ну-у…
Док поднял голову, разнял очки – дужка на переносице соединялась магнитом. Две стекляшки повисли на груди.
– Удобная штука… – заметил я.
– На спиртное не налегай. – Он не хотел поддержать разговор про свои замечательные очки. – А депрессия… депрессия – это нормально. После того, что вы там…
– Может, таблетки? Я просыпаюсь каждую ночь в два, не могу заснуть до утра.
– На спиртное не налегай, – повторил доктор.
Соединил очки и начал что-то выстукивать на клавиатуре.
Через неделю я подал рапорт. Самое забавное, что если бы меня пристрелили в Аллатаббаде или раньше, в Афганистане или Ираке, Хелью до конца жизни получала бы за меня приличную пенсию, мои дети бесплатно окончили бы колледж – любой, на выбор. Всей семье была бы гарантирована медицинская страховка Минобороны.
До выхода в отставку мне оставалось два с половиной года – тридцать один месяц. Подавая рапорт, я нарушал контракт и лишался пенсии, выходного пособия, страховки.
Командир отряда, капитан первого ранга Ригли отложил бумагу, долго тер лицо ладонями.
– Ник, не горячись. – Он поднял на меня красные, будто заплаканные глаза. – Тут надо все как следует обмозговать…
– Куда уж дальше, – перебил я, – мозг уже в трубочку свернулся от мозгования!