Сев в кресло, чтобы перевести дух, Хариесс подозвала Ульму. Рабыня опустилась у её ног, с любовью глядя в глаза. Хариесс положила ей на голову руку и нежно взъерошила волосы.
– Ульма, хочешь на свободу? – спросила.
Рабыня отшатнулась, словно от удара, и её глаза наполнились слезами.
– Вы хотите избавиться от меня? – произнесла дрожащим от обиды голосом.
– Нет. Я хочу дать тебе свободу, деньги… Отблагодарить за всё, что ты для меня сделала.
– Что я буду делать на свободе? Куда пойду? Где буду жить?.. Если хотите отблагодарить меня, то купите красивое платье, или ожерелье, или гребень для волос, усыпанный камнями… Я видела такой в волосах одной придворной дамы… Но не прогоняйте от себя! Я хочу служить вам и жить рядом с вами, я хочу согревать по ночам ваше тело, подавать по утрам завтрак, расчёсывать ваши волосы и чистить вашу одежду… Пожалуйста, госпожа, не бросайте меня!..
Видя, что рабыня сейчас зарыдает, Хариесс успокаивающе произнесла:
– Я совсем не хочу лишаться твоего общества, Ульма… Но разве ты никогда не мечтала стать свободной?
– Нет. Я родилась рабыней, моя мать рабыня, и мать моей матери… Я не понимаю, в чём прелесть свободы. Мне странно видеть, как люди мучаются, не имея еды и крыши над головой, и при этом не желают отдать себя какому-нибудь господину, который позаботится об их пропитании и жилье. Я всегда не одобряла рабов, которые убегали от своих господ.
Хариесс засмеялась.
– Это потому, что тебе досталась такая добрая госпожа, как я… А если бы тебя купил грубый похотливый мужлан, который насиловал бы тебя в любое время дня и ночи, наказывал за непослушание плетью, сажал в карцер на хлеб и воду, за малейший проступок, ты бы заговорила по-другому.
– Возможно, – согласилась девушка. – Но я служу у вас, и хочу оставаться вашей рабыней… Если боги позволят, то навсегда.
– Что ж… Будь по-твоему… Но если ты когда-нибудь передумаешь, знай: я отпущу тебя по первому требованию. Клянусь именем Богини-Матери!
Глава 11
Принц посетил больную, когда Хариесс уже, хотя ещё и с трудом, могла самостоятельно передвигаться по комнате. Передвижение, правда, ограничивалось неуклюжим ковылянием с помощью палки, так как правая нога ещё плохо слушалась, скованная онемением. Путь, который преодолевала девушка, пролегал от кровати до балкона, где стояло большое кресло, выложенное набитыми шерстью подушками, на которых было так удобно сидеть. Балкон выходил в сад, где благоухали цветущие ухоженные клумбы, на дорожках и у фонтанов резвились живущие во дворце дети, возня и весёлый щебет которых отвлекали девушку от унылых мыслей.
Геолайт пришёл утром, вскоре после завтрака. Выглядел, как обычно: вызывающе-красивое лицо хранило слегка скучающее выражение, а движения были неторопливо-ленивыми, как у сытого кота. Он пришёл один, без обычной свиты. Войдя, жестом отослал прочь рабыню. Продефилировав по балкону, остановился напротив почтительно поднявшейся девушки, окинул её внимательным взглядом и жестом разрешил сесть. Затем оглянулся, подтащил к креслу один из стульев, и сел, скрестив ноги и сложив на коленях холёные руки.
– Сейчас вы выглядите намного лучше… Господин Орзит сказал мне, что ваши дела пошли на поправку, и через месяц-полтора вы сможете вернуться на службу… Мне очень не хватает вас… сударыня. Есть некоторые дела, которые я не хочу доверять другим офицерам.
– Я постараюсь как можно скорее восстановить силы и вернуться на службу, Ваше Высочество.
Принц приподнял бровь.
– Почему так официально… сударыня? Обращение «мой принц» нравилось мне куда больше.
– Мне тоже, – сдержанно улыбнулась девушка.
Принц посмотрел на Хариесс долгим изучающим взглядом, и девушка поняла, что он хочет сказать что-то важное, но не решается. Наконец, Геолайт решился и спросил:
– Скажите, сударыня, ваша преданность мне, и этот ваш самоотверженный поступок на Малесе, вызваны… каким-то особым ко мне отношением?
Хариесс чуть приподняла в улыбке уголки губ.
– Мой принц, я поступала, поступаю и буду поступать так же впредь, потому, что служу вам. Я виолка, а кодекс виолок требует служить своему господину верой и правдой, душой и телом… Я поступила точно так же, если бы служила кому-либо иному. На Малесе я выполняла свой долг воина, ведь по воспитанию и обучению я телохранитель. Если бы вы погибли из-за моей халатности или трусости – не было бы мне прощения ни в этом, ни в иных воплощениях.