Штирлиц слишком много знал…
Мастер-маг алхимии вернулся к себе. Натирать медальку не хотелось. Каждый визит к Глюкообильному портил ему настроение. Вот, теперь нужно готовить уплотнительный отвар… Или ну его в кочерыгу?
— А гляну-ка я на Проглоттера, — решил старик, ковыляя к личному хрустальному шару.
Неясная дымка долго не желала расступаться. Потом наконец молочная мгла внутри шара растаяла, но Бабаянус увидел отнюдь не Харри Проглоттера, а дурацкие разноцветные шумы, играющие в хрустале. Маг нетерпеливо постучал по прибору волшебной палочкой. Шумы сменил бланк совершенно чужой телеграммы. Она гласила: «ГРУЗИТЕ ЖИДКИХ ТЕРМИНАТОРОВ БОЧКАМИ ТЧК БРАТЬЯ ВАЧОВСКИ). Адресовалось послание толи какому-то Камерону, то ли в Камерун.
— Вольтаморд знает что творится! — в сердцах ругнулся Бабаянус и оставил попытки дозвониться до Харри.
Мастдай Глюкообильный также ничего не смог сделать со своими средствами связи. Налицо были все признаки Глобальной Перегрузки.
— Так-так-так, — застучал пальцами по подбородку ректор. — Затевается странное…
Он надолго задумался, затем очнулся и крикнул:
— Мисс Маннис Пфенингз! Вызовите учителя Лохкарта, пожалуйста! — Мастдай еще поразмыслил и добавил: — Пусть зайдет часиков в пять. А сейчас мне надо в Министерство Подбрасывания Иногда Денег Образованию и Раздачи Прочей Милостыни…
VIII
Травить детей — это жестоко. Но что-нибудь ведь надо же с ними делать!
Гадкая мерзостная пакость, молниеносно пробежав по скользкому полу, прыгнула на лицо оцепеневшего от страха Харри Проглоттера. Сейчас она была похожа на небольшого осьминога, вцепившегося в голову мальчика. Харри пытался избавиться от жуткого душителя, но хватка была стальной, а руки юного мага слабыми… Дышать!..
Великий ужас обуял Проглоттера, и он проснулся. Ощупав мокрое от испарины лицо дрожащими руками, он убедился, что ничего не произошло… Мальчик успокоился и вновь сомкнул веки.
Теперь Харри видел себя как бы со стороны. Он лежал без сознания на кушетке, с прилипшей к лицу мерзкой пакостью, а какие-то люди обсуждали, можно ли ее снять.
Вдруг это видение прервалось, и началась совсем уж непонятная галиматья: незнакомые почти нагие девы убеждали Харри помазаться снадобьем от пота; суровые, но справедливые мужчины пили эль разных марок одна лучше другой; прыщавые подростки хрустели шоколадками, а таинственное и строгое МНС РФ заклинало нечисть выйти из тени.
К счастью, этот непостижимый шабаш скоро закончился, и мальчик ощутил себя в сознании. Гадкий осьминог отвалился, Харри подташнивало и тянуло на солененькое.
«У меня будет маленький?!» — подумал Проглоттер, ощущая странное движение в животе.
Затем Харрину утробу пронзила адская боль, и он увидел, как кожа на его брюхе натягивается и рвется. Оттуда высунулась склизкая головка с острыми зубками и злыми глазками. За головкой тянулось длинненькое чешуйчатое извивающееся тельце.
— А-а-а-а!!! Это не мой! Это чей-то чужой!!!.. — завопил Харри Проглоттер.
Тем временем твареныш полностью вылез и юркнул в вентиляционное отверстие.
— Чужой!.. — всхлипнул ему вслед мальчик.
— Где чужой? — грозно вопросила Молли Козазель.
Харри открыл глаза. Над ним стояла в боевой пружинистой стойке сонная Молли с двумя кинжалами в руках.
— Нигде, — пропищал Проглоттер, стискивая руками целехонький округлый живот. — Это просто сон.
В предрассветной мгле было видно, как девочка разочарованно прячет клинки.
— Задолбал, толстый, — пробурчал Барахлоу. — Вечно тебе кошмары снятся, трус несчастный.
Джеймс перевернулся на другой бок.
Однако сон был испорчен. Ребята, зевая, свернули свой высотный лагерь. Молли и Джеймс неторопливо позавтракали.
Начало трапезы выдалось забавным.
— Ну, Проглоттер, ты и заспанец, — привычно издевался Барахлоу, извлекая из рюкзака еду. — Боишься всяких глюков, а между прочим, вполне вероятно, что всё вокруг не более чем еще один сон. Большой и толстый. Не как ты, конечно. Шучу. Короче, как бы иллюзия кругом натуральная, а не реальность… Понимаешь, ложки нет.
— Эй, это из другой сказки! — укоризненно покачала головой Молли.
Джеймс хмыкнул:
— Не умничай. Я говорю, ложки нет. Жрать нечем, понимаешь?
Он высунулся из шалаша, озираясь в поисках не понятно чего.
— Ага, вот они! Тащат мое фамильное серебро! — завопил Барахлоу.
По земле, запинаясь о старые желуди и кряхтя под весом Джеймсовой ложки, шли гномы. Барахлоу направил на них волшебную палочку:
— Облажамус!
Маленькие воришки тут же бросили добычу и забегали в панике.
— Ох, и лажанулись же мы! — кричали зачарованные бородатые человечки, совершенно не отдающие себе отчета в том, в чем, собственно, состоит лажа.
— Разве я не изверг? — потешался Барахлоу, ловя подлетевшую к нему ложку.
Все немного помолчали, слушая утренних птиц и слабые гномьи вопли: «Ах мы лохи позорные!»
Харри подумал, что два дня прошли неплохо, могло быть и хуже. Оставалось долгих пять дней, а ребята проделали, судя по карте, половину пути до обиталища Чмошища.
— Ты, Проглоттер, не злись, зря я так напрягся, — примирительно прочавкал Барахлоу. — Мне и самому изредка глючится… всякое…
Джеймс поежился.
— Например? — тоскливо спросил вынужденный голодать Харри.
— Эх… Ну, в прошлом году сон приснился, будто стал я маленьким-маленьким и отросли у меня на ногах отвратительные волосы. Вот… Дали мне люди кольцо золотое и послали к Сауронскому Моргалу. Здоровенное, красное, как у алкоголика. Таращится, на вилку немереную насаженное… Как надену кольцо — сразу вижу Моргало-то. А оно зовет меня, притягивает, как пылесосом. Нашептывает: «Высоко сижу, далеко гляжу…» Жуть! Там один с посохом объяснил, мол, если кольцо не уничтожить, то миру нагрянет неотвратимый капец… Я пошел, конечно. Я же за мир. Разные гады лезли, убить хотели, кольцо отнять. Натерпелся всего, настрадался…
И Джеймс вернулся к еде.
— А чем всё кончилось? — не выдержал Проглоттер.
— Не досмотрел. Будильник зазвенел. Но знаешь, что больше всего меня испугало?
— Что?
— Что у меня волосы на ногах вырастут. С тех пор каждый вечер проверяю и выщипываю на всякий случай.
Молли тихо хмыкнула в банку с вечной тушенкой.
— Не смейся, — надулся Барахлоу. — Небось сама-то тоже…
— Есть малежко, — согласилась Козазель. — Снится постоянно, что я Анна Каренина.
— Кто это? — хором откликнулись пацаны.
— А шут ее знает, но чрезвычайно грустной судьбы девка по-любому… Запуталась по жизни, заметалась, а потом на вокзал пошла и… Вот, я даже стишок написала.
Молли залезла в рюкзачок, достала ежедневник и зачитала с выражением:
Анна Каренина шла по вокзалу,
был гололед, а она-то не знала…
Что было дальше — вывод простой.
Как ошибался писатель Толстой!
— Под поезд, стало быть, попала, — догадался Джеймс. — Страшный сон, однако. Врагу не пожелаешь. Да, Проглоттер?
Харри не ответил. Он глубоко задумался, гадая, к чему все его видения: «Ясное дело, проглоченное зло дает о себе знать. А вещие ли эти сны?..»
Проглоттер не знал.
Спустившись с дерева, путники отправились дальше. Не успели они пройти и ста шагов, как в музыку щебета ворвался отдаленный клич:
— Эге-ге-ге-гей, Екарный Бабай!
— Бай!.. Бай!.. Бай!.. — разнеслось по округе.