– Профессор Трелони все еще переживает из-за того, что Флоренц преподает Предсказания? – спросил Гарри.
– Да, – ответил Дамблдор, – Предсказания, оказывается, приносят намного больше проблем, чем я предполагал, никогда не изучая этот предмет самостоятельно. Я не могу попросить Флоренца вернуться обратно в лес, где он теперь изгой, и при этом я не могу уволить Сивиллу Трелони. Между нами, она понятия не имеет о том, что творится вне стен замка. Она не знает – и, я думаю, было бы ошибкой просветить ее на этот счет – что она сделала пророчество о тебе и Волдеморте.
Дамблдор глубоко вздохнул, после чего сказал:
– Но не бери в голову мои проблемы с персоналом. У нас есть куда более важные вопросы для обсуждения. Во-первых, ты справился с заданием, которое я дал тебе во время нашей прошлой встречи?
– Ах, – воскликнул Гарри. С уроками по аппарированию, отравлением Рона и собственной травмой, да еще желанием разузнать, куда исчезает Драко Малфой, он совсем забыл о воспоминаниях, которые он должен был выведать у профессора Слизхорна. – Ну, я спрашивал профессора Слизхорна об этом в конце Зельеварения, но…эээ… он не собирается ничего мне рассказывать.
Наступила тишина.
– И, насколько я понимаю, – произнес, наконец, Дамблдор, проницательно глядя на Гарри поверх своих очков-половинок, – ты считаешь, что сделал все возможное для этого, не так ли? Что ты употребил всю свою изобретательность? Пошел на любые хитрости, чтобы заполучить воспоминание?
– Ну… – Гарри остановился, не зная, как начать. Его единственная попытка завладеть воспоминаниями внезапно показалась ему ничтожно слабой. – Ну… Когда Рон выпил по ошибке любовное зелье, я отвел его к профессору Слизхорну. Я подумал, что если застану его в хорошем настроении…
– И это сработало? – спросил Дамблдор.
– Вобще-то, нет, сэр, ведь Рон был отравлен…
– … и что, разумеется, заставило тебя позабыть о попытке вернуть воспоминание; я и не ожидал от тебя ничего другого, ведь твой друг был в опасности. Но теперь, когда мистер Уизли уже в полном порядке, я надеюсь, что ты все же вернешься к моему заданию . Я думал, ты осознал всю важность этого воспоминания. Действительно, я приложил все усилия, чтобы дать тебе понять, насколько память Слизхорна важна для нас, ведь без нее мы не сможем разобраться в сути Волдеморта.
Горячее, острое чувство вины распространилось по всему телу Гарри. Дамблдор не повысил голос, он даже не казался сердитым, но Гарри предпочел бы, чтобы он кричал; это холодное разочарование было хуже, чем что-либо другое.
– Сэр, – сказал он немного сбивчиво – это не значит, что я не собирался заниматься этим… или еще что-нибудь… Я просто… я хотел сказать, что были другие… другие…
– Другие дела, занимавшие тебя, – Дамблдор закончил предложение за него. – Я вижу.
Снова наступила тишина, самая гнетущая тишина, которая когда-либо была между ним и Дамблдором; казалось, она никогда не кончится; ее прерывал только хрюкающий храп, доносящийся с портрета Армандо Диппета, находящегося над головой Дамблдора. Гарри чувствовал себя странно маленьким, как если бы он сжался немного для того, чтобы войти в комнату.
Когда это состояние стало невыносимым, Гарри нарушил молчание:
– Профессор Дамблдор, я действительно сожалею. Мне следовало приложить больше усилий… Я должен был понять, что вы не попросили бы меня об этом, если бы это не было настолько важным.
– Спасибо за эти слова, Гарри, – сказал Дамблдор спокойно. – Могу я надеяться тогда, что с этого момента ты действительно приложишь все усилия для достижения цели? Если у нас не будет нужных нам воспоминаний, то не будет никакого смысла в наших с тобой дальнейших встречах.
– Я сделаю это, сэр, я получу эти воспоминания, – сказал Гарри искренне.
– Тогда оставим эту тему, – сказал Дамблдор более доброжелательно, – но продолжим нашу историю. На чем мы с тобой остановились, напомни, пожалуйста?
– Конечно, сэр, – сказал Гарри быстро. – Волдеморт убил своих отца и бабушку с дедушкой и заставил своего дядю Морфина думать, что все это сделал он. После чего он возвратился в Хогвартс, и спросил…, он спрашивал профессора Слизхорна о Хоркруксах, – пробормотал Гарри, запнувшись.
– Очень хорошо, – сказал Дамблдор. – Теперь, надеюсь, ты помнишь, я сказал тебе в самом начале наших встреч, что мы вынуждены будем войти в царство догадок и предположений?
– Да, сэр.
– К этому моменту, думаю, ты со мной согласишься, я показывал тебе достоверные факты о жизни Волдеморта до семнадцатилетнего возраста.
Гарри кивнул.
– Но теперь, Гарри, – сказал Дамблдор, – теперь воспоминания становятся более загадочными и более странными. Если было трудно найти какие-либо свидетельства о мальчике Реддле, то было почти невозможно найти воспоминания о человеке Волдеморте. Фактически, я сомневаюсь, существует ли еще одна живая душа, кроме меня самого, которая могла бы дать нам полный отчет о его жизни, продолжавшейся после Хогвартса. Однако у меня есть два последних воспоминания, которыми я хотел бы поделиться с тобой. – Дамблдор указал на два небольших хрустальных флакона, мерцающих около Омута Памяти. – Я буду рад, если мои заключения совпадут с твоими.
Мысль о том, что Дамблдор ценит его мнение, только усилила чувство вины от невыполненной задачи по восстановлению памяти о Хоркруксах. Поэтому Гарри поднялся со своего места: Дамблдор поднял первую бутылочку к свету и стал рассматривать ее.
– Я надеюсь, ты не слишком устал от прыжков в Омуты и другие человеческие воспоминания, поскольку эти – самые любопытные, – сказал директор. – Вот это досталось мне от одного очень старого эльфа-домовика по имени Хоки. Прежде, чем мы увидим то, что Хоки засвидетельствовал, я должен быстро пересказать, как Лорд Волдеморт покинул Хогвартс.