Миртл пожала плечами.
– Ну да, – надув губы, сказала она, – но это вовсе не значит, что я не могу появляться и в других местах тоже. Я как-то пришла и к тебе в ванную комнату, помнишь?
– Смутно, – ответил Гарри.
– Но я думала, я нравлюсь ему, – жалобно произнесла Миртл. – Может быть, если бы вы ушли, он вернулся. У нас так много общего. Я уверена, он это почувствовал.
И она с надеждой поглядела на дверь.
– Если ты говоришь, что у вас много общего, – изумленно произнес Рон, – ты имеешь в виду, что он тоже живет в унитазе?
– Нет, – с вызовом произнесла Миртл, и ее голос звучно отдался в старой, выложенной кафелем ванной. – Я подразумевала, что он чувствительный, его тоже часто дразнят, и ему тоже не с кем поговорить. А еще он не боится показать свои чувства и заплакать!
– Здесь был мальчик, который плакал? – с любопытством спросил Гарри. – Маленький мальчик?
– Неважно, – ответила Миртл. Ее маленькие заплаканные глаза наблюдали за Роном, рот которого до ушей растянулся в улыбке. – Я пообещала, что никому не скажу и унесу этот секрет с собой…
– Ну не в могилу же? – фыркнул Рон. – Разве что в сточную трубу.
Миртл в ярости завопила и нырнула обратно в унитаз, из-за чего вся вода выплеснулась на пол. Казалось, подтрунивание над ней прибавило Рону сил.
– Ты прав, – сказал он, закидывая школьную сумку за плечо, – я еще попрактикуюсь в Хогсмиде, прежде чем решу, нужно ли мне сдавать этот тест.
И в следующие выходные Рон присоединился к Гермионе и остальным шестикурсникам, которым должно было исполниться семнадцать к тому времени, как придется сдавать тест – через две недели. Гарри с завистью глядел, как они собираются, чтобы вместе отправиться в деревню: он скучал по прогулкам, а за окном, как назло, был прекрасный весенний день, один из первых за долгое время, когда небо было безупречно ясным. Тем не менее, он решил использовать свободный момент того, чтобы еще раз попытаться проникнуть в Выручай-Комнату.
– Лучше бы ты, – сказала Гермиона, когда он у входа в замок поведал ей и Рону о своих планах, – пошел прямо в кабинет Слизхорна и попытался выведать у него, что же было в том воспоминании.
– Я пытался! – возразил Гарри, и это было правдой: он задерживался после каждого урока Зельеварения на протяжении целой недели, чтобы подловить Слизхорна, однако Профессору всегда удавалось так быстро покинуть подземелье, что Гарри не удавалось его поймать. Гарри дважды подходил к кабинету и стучал, однако ему никто не ответил, хотя во второй раз он мог поклясться, что слышал звуки спешно выключенного старого граммофона.
– Он не хочет со мной говорить, Гермиона! Он понял, что я пытался остаться с ним один на один, и он точно не даст этому случиться!
– Ну, так тебе нужно продолжать пытаться, правда?
Небольшая очередь учеников, ждущих проверки Филча, который, как обычно, обследовал их при помощи Секретоуловителя, подвинулась на несколько шагов вперед, и Гарри не ответил, опасаясь, что его услышит смотритель. Он пожелал Рону и Гермионе удачи, затем развернулся и с твердым намерением посвятить часик или два Выручай-Комнате (что бы там ни говорила Гермиона), пошел вверх по мраморной лестнице.
Миновав входную дверь, Гарри вновь вытащил Карту Мародеров и свой плащ-невидимку из сумки. Спрятавшись под плащом, он стукнул волшебной палочкой по карте, пробормотал: «Торжественно клянусь, что замышляю шалость!» и принялся внимательно ее рассматривать.
Было воскресное утро, и почти все ученики сидели в своих общих гостиных: Гриффиндорцы в одной башне, ученики Когтеврана – в другой, Слизеринцы находились в подземельях, а ученики Пуффендуя – в помещении рядом с кухнями. Тут и там случайные ученики гуляли по извилистым коридорам и вокруг библиотеки. Несколько человек было и во дворе, а в коридоре седьмого этажа одиноко стоял Грегори Гойл. На карте не значилось Выручай-Комнаты, однако Гарри не беспокоился об этом. Гойл стоял у входа на страже, комната была открыта, вне зависимости от того, была ли она отмечена на карте. Поэтому Гарри припустил вверх по лестнице и замедлил бег, только достигнув угла коридора. Тогда он пополз по направлению к девочке, сжимавшей тяжелые медные весы, той, которой Гермиона так любезно помогла две недели назад. Он очутился прямо позади нее, очень низко нагнулся и прошептал: «Привет… Ты очень хорошенькая».
Гойл, пронзительно вскрикнув от ужаса, выронил весы и помчался прочь, исчезая из вида прежде, чем по всему коридору перестал эхом отдаваться звон разбивающихся весов. Смеясь, Гарри повернулся, чтобы рассмотреть пустую стену, позади которой, он не сомневался, теперь застыл Драко Малфой, зная, что пришел кто-то незваный, но не смея появиться. Это придало Гарри уверенности, в то время, пока он пытался вспомнить, какую комбинацию слов он еще не пробовал.
Однако это обнадеживающее настроение длилось недолго. Спустя полчаса, после огромного количества комбинаций просьбы узнать, что замышляет Малфой, стена оставалась такой же прочной, как и прежде. Гарри расстроился и потерял всякую надежду – Малфой мог находиться в метре от него, и все равно не появлялось ни малейшего намека на то, что он там делает. Полностью потеряв терпение, Гарри подбежал к стене и пнул ее ногой:
– АЙ!
Он подумал, что, должно быть, сломал палец. Пока Гарри, схватившись за него, прыгал на одной ноге, плащ-невидимка сполз с него.
– Гарри?
Он крутанулся на одной ноге вокруг своей оси и упал. К его чрезвычайному удивлению, голос принадлежал Тонкс. Она приближалась к нему такой походкой, как будто часто прогуливалась по этому коридору.
– Что вы здесь делаете? – спросил Гарри, вновь поднимаясь на ноги: почему она всегда заставала его лежащим на полу?