При этих словах лицо Слизхорна омрачилось, и Гарри вспомнил слова, услышанные им почти два года назад: «Я был вытеснен из моего тела, я не был духом, даже не привидением… но все же я был жив».
– …Мало кто согласился бы на это, Том, очень мало. Смерть была бы предпочтительней.
Но Реддл теперь не старался замаскировать свой интерес под неуверенность: на его лице появилось жадное выражение, он больше не мог скрывать свое желание узнать больше.
– Как можно разорвать душу?
– Ну, – неуверенно сказал Слизхорн, – ты должен понимать, что душа должна остаться нетронутой, целостной. Разрушение души – насилие, это против законов природы.
– Но как это сделать?
– Совершив злой поступок – крайне злой поступок. Совершив убийство. Убийство разрывает душу. Волшебник, прибегнувший к созданию Хоркрукса, использует нанесенный вред себе на пользу: он прячет оторванную часть в…
– Прячет? Но как?
– Есть специальное заклинание, не спрашивай меня, я не знаю! – раздраженно ответил Слизхорн, мотая головой, словно старый слон, которого донимают комары. – Неужели я выгляжу так, будто пытался этим заняться? Неужели я выгляжу как убийца?
– Нет, сэр, разумеется, нет, – поспешно сказал Реддл. – Извините… Я не хотел вас оскорбить…
– Нет, я не обижен, – грубо отрезал Слизхорн. – Довольно естественно чувствовать к этому интерес… Волшебников определенного сорта всегда привлекала эта часть магии…
– Да, сэр, – сказал Реддл. – Единственное, чего я не понимаю – только из любопытства – неужели одного Хоркрукса было бы достаточно? Душу можно разделить только один раз? Разве ты не сделаешься сильнее, если разделишь свою душу на несколько частей, предположим, на семь? Это же великое магическое число, не так ли?
– Клянусь бородой Мерлина, Том! – в страхе воскликнул Слизхорн. – Семь! Неужели недостаточно плохо помышлять об убийстве даже одного человека? Да и в любом случае… Даже подумать о том, чтобы разорвать душу – это уже грех… Но разорвать ее на семь частей…
Слизхорн теперь выглядел очень обеспокоенным: он смотрел на Реддла так, как будто никогда раньше его не видел, и Гарри точно знал, что Хорас сожалел о том, что вообще решил об этом рассказать.
– Конечно, – пробормотал он, – все то, о чем мы говорили, было всего лишь предположением… И теорией…
– Да, сэр, конечно, – быстро сказал Реддл.
– Но все же, Том… Пусть этот разговор останется между нами… Никто бы не пришел в восторг, если бы узнал, что мы болтали о Хоркруксах. Это запрещенная тема в Хогвартсе, знаешь ли… Дамблдор очень строг, если речь заходит об этом…
– Я не скажу ни слова, сэр, – сказал Реддл и покинул кабинет, но на его лице Гарри успел заметить выражение крайнего счастья – такого же, как тогда, в приюте, когда узнал, что является волшебником, – счастья, не делавшего его тонкие черты лица более привлекательными, а, наоборот, ужесточавшего их, отчего Реддл казался гораздо менее человечным.
– Спасибо, Гарри, – спокойно произнес Дамблдор. – Давай вернемся…
Когда Гарри вновь приземлился на пол в кабинете Дамблдора, тот уже сидел за столом. Гарри тоже сел и подождал, пока Дамблдор заговорит.
– Я ждал этого доказательства очень долго, – в конце концов сказал Дамблдор. – Оно подтверждает теорию, над которой я работал, и доказывает, что я был прав, а также указывает на то, как много еще предстоит сделать…
Гарри вдруг заметил, что все висевшие на стенах портреты старых директоров и директрис проснулись и внимательно слушали их разговор. Полный красноносый волшебник даже вытащил слуховой рожок.
– Итак, Гарри, – сказал Дамблдор. – Я уверен, что ты понял значимость всего услышанного нами. В твоем возрасте – может быть, несколькими месяцами ранее или позднее – Том Реддл прилагал все возможные усилия, чтобы узнать, как можно стать бессмертным.
– Вы думаете, он преуспел в этом, сэр? – спросил Гарри. – Он сделал Хоркрукс? Поэтому он не умер, когда напал на меня? Где-то был спрятан его Хоркрукс? Часть его души была спрятана?
– Часть… Или же больше, чем одна часть, – сказал Дамблдор. – Ты слышал слова Волдеморта. Он хотел выведать у Хораса, что случилось бы с волшебником, создавшим более одного Хоркрукса. Что случилось бы, если бы этот волшебник всеми силами желал бы избежать смерти, если бы он желал этого так сильно, что смог бы убивать людей раз за разом и разрывать свою душу на части, чтобы сохранить как можно больше Хоркруксов. Никакая книга не дала бы ему такую информацию. Насколько я знаю, – насколько, я уверен, знал Волдеморт, – ни один волшебник никогда не разрывал душу более, чем на две части.
Дамблдор на минуту замолчал, обдумывая все только что сказанное, и затем произнес:
– Четыре года назад я получил подобное доказательство, и это позволило мне считать, что Волдеморт разделил свою душу.
– Где? – спросил Гарри. – Как?
– Ты передал это мне, Гарри, – сказал Дамблдор. – Дневник. Дневник Реддла, в котором был ответ на то, как открыть Тайную Комнату.
– Я не понимаю, сэр, – вымолвил Гарри.
– Хоть я и не увидел Реддла, когда он вышел из дневника, то, о чем ты мне рассказал, было своего рода феноменом, с которым я никогда прежде не сталкивался. Обыкновенная память начинает действовать и думать сама по себе? Обыкновенная память высасывает жизнь из девочки, в руки которой она попала? Нет, что-то более зловещее жило в той книге… Я был почти уверен в том, что там живет часть души. Дневник был Хоркруксом. Но из этого возникло столько же вопросов, сколько и ответов. Что больше всего меня заинтересовало и насторожило, так это то, что дневник был использован не только в качестве оружия, но и в качестве защиты.