– Вон там, – прошептала ему на ухо Джинни.
И в чистой зеленоватой освещенной солнцем воде, в нескольких дюймах от поверхности, Гарри увидел существ, поразительно напомнивших ему Инфери: это был хор морских обитателей, певших на странном, неизвестном ему языке. Волны пробегали по бледным лицам, отливавшие пурпуром волосы развевались по сторонам. От их музыки у Гарри по коже побежали мурашки, и все же ее нельзя было назвать неприятной. Было ясно, что в ней говорилось о потере и отчаянии, и, вглядываясь в диковатые лица морских жителей, Гарри, по крайней мере, почувствовал, что они искренне сожалели о смерти Дамблдора. Тут Джинни снова пихнула его локтем в бок, и он оглянулся.
По проходу между стульями медленно шел Хагрид. Он тихо плакал, и лицо его блестело от слез, а в руках он нес завернутое в алый, расшитый блестящими золотыми звездами бархат, тело Дамблдора. Горло Гарри пронзила острая боль: казалось, на секунду от странной музыки и сознания того, что тело директора находилось так близко от него, резко похолодало. Рон побледнел и выглядел шокированным. Джинни и Гермиона плакали, и слезы капали на их колени.
Они точно не могли разглядеть, что происходило впереди. Казалось, Хагрид осторожно положил тело на стол и затем осторожно пошел обратно по проходу, громко сморкаясь. Это вызвало много возмущенных взглядов, в том числе и Долорес Амбридж. Однако Гарри знал, что
Дамблдору было бы все равно. Он попытался ободряюще махнуть Хагриду рукой, когда тот проходил мимо, но глаза Хагрида настолько распухли, что казалось удивительным, как он вообще мог что-либо видеть. Гарри бросил взгляд на последний ряд, куда направлялся Хагрид, и понял, наконец, что служило ему ориентиром, так как там сидел, послушно, почти по-человечески, склонив свою уродливую голову, гигантский Гроуп. Одет он был в безразмерную куртку и штаны, каждая штанина напоминала небольшой театральный занавес. Хагрид сел рядом со своим братцем, и тот тяжело похлопал Хагрида по голове, отчего ножки стула лесничего вдавились в землю. У Гарри появилось неудержимое желание рассмеяться, но тут музыка внезапно смолкла, и ему пришлось повернуть голову обратно.
На ноги поднялся маленький, одетый в простую черную мантию, человечек со встрепанными волосами и встал перед телом Дамблдора. Гарри не мог расслышать, что он говорил. До них доносились странные слова: «благородство духа»,"интеллектуальный вклад", «великодушие сердца»… Все это ровным счетом ничего не значило, так как имело мало общего с тем Дамблдором, которого знал Гарри.
Он вдруг вспомнил кое-какие мысли Дамблдора по поводу некоторых слов: «олух», «пузырь», «остаток» и «уловка», отчего ему снова едва удалось подавить улыбку… Что с ним такое?
Тут слева от него раздался негромкий всплеск, и Гарри увидел, что морской народ тоже поднялся на поверхность воды, чтобы послушать. Он вспомнил, как два года назад, совсем недалеко от того места, где сейчас сидел Гарри, Дамблдор подошел к краю озера и разговаривал с русалками на их языке. Гарри тогда поразился, откуда директор знает русалочий язык. Он о многом так и не спросил Дамблдора, ему столько еще надо было сказать ему…
Внезапно, без всякого предупреждения, его сознания достигла страшная, неотвратимая правда, которая никогда полностью не доходила до него до теперешнего момента. Дамблдор был мертв, он ушел… Гарри до боли сжал в руке прохладный медальон, но ему не удалось сдержать горячих слез, брызнувших из глаз. Пока человечек монотонно продолжал говорить, он отвернулся от Джинни и остальных своих друзей и устремил взгляд на озеро, к Лесу… Среди деревьев что-то мелькнуло. Кентавры тоже пришли почтить память Дамблдора. Они не выходили из Леса, но Гарри видел, как они, наблюдая за волшебниками, безмолвно стояли там, наполовину сокрытые в тени, на боках у них висели луки. И Гарри вспомнил свое первое ночное путешествие в Лес, когда он встретил нечто, впоследствии ставшее Волдемортом, и как он встретился с ним лицом к лицу, и как они с Дамблдором впоследствии обсуждали способность бороться и проиграть битву.
Дамблдор сказал, что очень важно было оказывать сопротивление, вновь и вновь, продолжать бороться, так как только тогда зло будет загнано в тупик, хоть и не уничтожено навсегда…
И в этот момент, сидя под палящим солнцем, Гарри мысленно увидел, как перед ним один за другим встают люди, любившие и твердо намеревавшиеся защитить его: мать, отец, затем крестный и, наконец, Дамблдор. Но теперь все было кончено. Он не мог позволить еще кому-нибудь встать между ним и
Волдемортом. Ему навсегда предстояло расстаться с той иллюзией, которую ему следовало бы забыть еще в возрасте года: что, укрывшись в объятьях родителей, он был в безопасности.
Невозможно было проснуться и прогнать этот ночной кошмар, никто успокаивающе не прошептал бы ему в темноте, что ему и вправду не стоило бояться, что это всего лишь было игрой его воображения. Последний из его великих защитников погиб, и отныне он чувствовал себя еще более одиноким, чем когда-либо прежде.
Наконец маленький человечек в черном костюме закончил говорить и уселся на место. Гарри ждал, что еще кто-нибудь поднимется, он ожидал услышать речь, возможно, от Министра, но никто не двинулся с места.
Неожиданно несколько человек вскрикнуло: ярко-белые языки пламени охватили тело Дамблдора и стол, на котором он лежал; они поднимались все выше и выше. В воздухе клубился дым, принимая странные формы, – в какой-то момент Гарри с замиранием сердца показалось, что он увидел радостно взмывающего в небо феникса, однако в следующую секунду огонь исчез. Вместо него появилась белая мраморная могила, скрывшая тело Дамблдора и стол, на котором оно покоилось.