Солнце неуклонно поднималось над Хогвартсом, и вскоре большой зал наполнился жизнью и светом. Гарри был неизменной частью всеобщего потока ликования и траура, печали и торжества. Все хотели, чтобы он был здесь, с ними, их лидер и их символ, их путеводная звезда, и то, что он смертельно устал и нуждался в компании только нескольких из них, похоже, мало кого волновало. Он должен был говорить с теми, кто понес утраты, пожимать их руки, видеть их слезы, получать благодарности и слушать новости, летящие сейчас сюда со всех уголков страны о том, что все, находившиеся доселе под действием заклятия Империус, теперь пришли в себя; что Пожиратели Смерти либо спаслись бегством, либо были схвачены; что невинно осужденные узники Азкабана выходили на свободу прямо сейчас и что Кингсли Шеклболт назначен временным Министром Магии.
Тело Волдеморта было перенесено в помещение вне зала, подальше от тел Фреда, Тонкс, Люпина, Коллина Криви и пятидесяти других сторонников Гарри, которые сражались и умерли за него. МакГонагалл вернула столы факультетов, но никто не сидел по правилам. Все перемешались друг с другом: ученики и учителя, родители и привидения замка, кентавры и домашние эльфы, Фиренц, восстанавливающийся после ранения, лежал в углу, Гроп заглядывал в выбитое окно, а люди в Зале кидали еду в его смеющийся рот. Окончательно измученный, выжатый, как лимон, Гарри обнаружил, что сидит рядом с Луной.
- На твоем месте, мне захотелось бы найти тихое и спокойное местечко, - сказала она.
- Да, я бы не отказался, - согласился он.
- Я всех отвлеку, - предложила она, - а ты воспользуйся Мантией.
И прежде, чем он успел хоть что-то сказать. Она закрчила:
- Ой, посмотрите Блиберинги Хамдингера! - И указала в окно. Все, кто услышал её возглас, отвернулись, и в этот момент Гарри накинул на себя Мантию и поднялся на ноги.
Теперь он мог беспрепятственно пройти через Зал. Он увидел Джинни через два стола от себя. Она сидела возле миссис Уизли, опустив голову ей на плечо. Он поговорит с ней позже, времени для этого будет предостаточно - часы, дни, а, может, и годы. Еще он увидел Невилла, окруженного группой ярых поклонников. Меч Гриффиндора лежал на столе рядом с его тарелкой. Пройдя между рядов столов, в дальнем конце зала он заметил всю семью Малфоев, которые, по всей видимости, не могли решить, должны ли они сейчас находиться здесь или нет, но никто все равно не обращал на них внимания. Повсюду, куда бы не бросил взгляд, он видел воссоединенные семьи, и, наконец, он заметил двоих человек, в компании которых сейчас особенно нуждался.
- Это я, - прошептал он, наклоняясь между ними. - Пойдете со мной?
Они встали, и все трое вышли из Главного Зала. Огромная часть мраморной лестницы была разрушена, часть балюстрады тоже исчезла, а на нескольких лестничных ступеньках валялись булыжники и были видны пятна крови.
Где- то в дальних коридорах они слышали голос Пивза, поющего победную песнь собственного исполнения:
Забудьте вы о Тёмном Лорде,
Ведь Поттер дал ему по морде!
- Да уж… Его произведение дает полное представление о масштабах и трагедии произошедшего, - проговорил Рон, открыв дверь и пропуская вперед Гарри и Гермиону.
Ощущение счастья непременно наступит, подумал Гарри, но в данный момент оно заглушалось невероятной усталостью и болью от потери Фреда, Люпина и Тонкс, которая доставляла ему невероятные душевные муки. И все же самым сильным чувством, переполнявшим его сейчас, было огромное облегчение и почти непреодолимое желание поспать. Но сначала он должен был объясниться с Роном и Гермионой, с которыми он провел столько времени вместе, и которые несомненно заслужили правду. Весьма досконально он рассказал о том, что видел в Омуте Памяти и что случилось в лесу. Его друзья даже не успели выказать свое потрясение и удивление от услышанного, когда они подошли к тому месту, куда, с общего молчаливого согласия, шли во время всего разговора.
Горгулья, охранявшая вход в кабинет директора школы, была отброшена в сторону, немного перекошена и выглядела немного потрясённой и словно подвыпившей. Гарри даже задался вопросом, сможет ли она в таком состоянии различать пароли.
- Мы можем подняться? - спросил он у горгульи.
- Проходите, - простонала статуя.
Они перелезли через неё и по спиральной лестнице, которая медленно двигалась как эскалатор, поднялись наверх. Наверху Гарри открыл дверь. Он успел мельком заметить Омут Памяти на столе, там же, где он его оставил, как вдруг невероятный шум заставил его вскрикнуть и подумать о заклятиях, возвращении Пожирателей Смерти и воскрешении Волдеморта… Но это были всего лишь бурные овации. Со всех стен кабинета бывшие директоры и директрисы школы аплодировали ему стоя, махали ему шляпами, в отдельных случаях - париками, пожимали друг другу руки через рамы и танцевали в креслах, сидящими в которых их нарисовали, Дилис Дервент, не стесняясь, плакал; Декстер Фортескью взмахивал своей слуховой трубкой; Финеас Нигеллус высоким тонким голоском выкрикивал лозунги: «Факультет Слизерина тоже вложил свою лепту в общую победу! Не забывайте об этом!»
Но несмотря на все это изобилие колоритных личностей, только одна картина приковала к себе взгляд Гарри - самый большой портрет в кабинете, на котором мужчина стоял прямо за спинкой директорского кресла. На нем были очки с линзами в виде полумесяца, из-под которых по щекам текли слезы, исчезавшие в длиной седой бороде. От него исходило столько гордости и благодарности, что они наполнили душу Гарри таким же бальзамом, как и песня феникса.
Наконец, Гарри поднял руки, и портреты почтительно замолчали, счастливо улыбаясь и утирая глаза, ожидая, что он им скажет. Однако, свою речь Гарри адресовал исключительно Дамблдору. Пусть он сейчас валился с ног от усталости, но он должен предпринять последнюю попытку, спросить у учителя последний совет. Гарри заговорил, тщательно подбирая каждое слово.