От приступа меланхолии Фрэнка отвлекло прибытие на место. Он настолько резко вдавил тормоз в пол, что, даже при небольшой скорости, его бросило вперёд.
Единственным домом, подвергавшимся ремонту на этой улице, был дом Пола. Теперь же он выглядел как поле боя. Дверь вырвана с корнем, часть окон отсутствует, в части виднеются отверстия от пуль. Глубокие порезы украшают стены, особенно рядом с разбитыми окнами. Кажется, в крыше несколько крупных отверстий, но точно сказать было невозможно из-за темноты.
Фрэнк вылез из машины, расчехлил револьвер и медленно двинулся ко входу.
— Пол? Это я, Фрэнк. — В ответ — тишина. Фрэнк вгляделся в темноту дома через бывший дверной проём. В дальнем конце коридора что-то тихо зашевелилось. Фрэнк попытался всмотреться, но оттуда донёсся до боли знакомый щелчок и Шеф отпрыгнул в сторону. За щелчком почти незамедлительно последовал дуплет — слава Богу — не в Фрэнка, но часть дробинок попала в его внедорожник, прострелив заднюю дверь.
— Пол, мать твою, какого хрена? — заорал Фрэнк. Пару секунд после этого было тихо, если не считать звона в ушах, а затем в доме что-то тяжело рухнуло, и теперь ночная тишина нарушалась лишь едва различимыми хрипами.
Фрэнк поднялся, шагнул в темноту и медленно направился к источнику хрипов.
— Шеф, если это действительно ты, то я в гостиной. — Голос слабый, еле различимый, в нём едва ли можно было узнать обыкновенно низкий бас Пола.
Фрэнк вошёл в гостиную и застыл. В комнате царил не просто хаос — здесь как будто велись боевые действия. Всё, что можно было разрушить, разбить, разнести — было именно в таком состоянии. Но хуже всего, что таким был и Пол. Он сидел, прислонившись спиной к стене рядом с проходом, и с его тела медленно текли ручейки крови. Текли с многочисленных порезов и ран. Заливали лицо, голый торс и ошмётки брюк, некогда служивших формой. Запах крови царствовал в доме, а верным слугой ему стал смрад пороха.
— Пол? Боже, какого хрена?
— Это они, Фрэнк… Это твари, которые приходили тогда. Это…
— Ладно, помолчи пока, Пол. Кто бы это ни был — оставаться здесь — херовая затея, а тебе вообще нужно как можно скорее показаться Доку. Идти можешь?
— Нет.
Плохо. Фрэнк, кряхтя и тяжело дыша взвалил Пола на плечо. Рубашка мигом пропиталась кровью, но это мелочи. Неприятней была нога, мерзко занывшая от нагрузки, но Шеф проигнорировал и её. Дотащив Пола до машины, Фрэнк усадил его рядом с задним колесом. Если спасение утопающего — дело рук самого утопающего, то чертов Пол сам нахлебался воды. Всё заднее сиденье было в осколках стекла. Фрэнк максимально быстро стряхнул их левой рукой, не обращая внимания на получаемые порезы. После этого он кое-как запихнул во внедорожник далеко не лёгкого, пускай и вылившего из себя лишний литр веса, Пола, затем сам уселся в машину.
— Фрэнк?
— Что?
— Это были они. Те… Ну, те, кто убил Меган и остальных.
— Откуда ты знаешь, Пол? Столько времени прошло.
— Они копировали голоса, Фрэнк! Я одевался на работу, когда услышал предсмертный крик моей жены. Вот я застёгиваю брюки, а вот — слышу дикую, предсмертную агонию самого дорогого мне голоса и начинается ад.
— О чём ты, Пол?
— Дикий крик, прямо из-за окна. Смесь… Ну, знаешь… Ох… Мольбы и ужас, а потом просто дикий крик. У меня сердце почти встало. Я подошёл посмотреть — а они уже поджидали — разбили окно и влетели в комнату, несколько ударов, и я уже лежу, на груди — порезы, а их и след простыл. Я бросился в коридор, но один уже был на потолке и, и…
— И что? Пол? — Фрэнк обернулся. Похоже, что Пол потерял сознание. В любом случае они были достаточно близко к улице Тома, а там Док подлатает беднягу. По крайней мере, Фрэнку очень хотелось верить, что подлатает.
У Тома стояла машина Дока. Вдвойне хорошо. Значит, скорее всего с Томом всё в порядке, а ещё — не придётся искать Дока по всему городу. В окне первого этажа маячит Долорес. Как только она замечает машину — кричит что-то вглубь дома. Спустя мгновения из парадного входа выходит Док — без формы, усталый и помятый. Фрэнк жестом указывает тому, чтобы помог у машины. Когда Док сквозь разбитое окно видит, что за груз расположился на заднем кресле, его и без того глубоко посаженные, постоянно увенчанные мешками глаза, кажется, западают ещё сильнее.