Аким и Матвей сползли с лавок. Они очумело уставились на восседавшего за накрытым столом подкидыша.
– Чего рты раззявили?! – обозлился Ноздреча. – Бегом на мельницу, там вас телеги ждут!
Он вытолкал сыновей на двор. Сам заглянул в дом убедиться, что Харвиг сидит на месте.
– Так ты того… отъедайся, поспи ещё… На мельницу не ходи, обойдёмся!
Он вышел во двор и поспешил следом за сыновьями.
Харвиг оглядел стол с яствами. Лебёда и впрямь расстаралась. Наверное, не поняла спросонья, кто пировать будет. Княжич придвинул блюдо с печёной курицей, обложенной яблоками. Давно такого не ел. Спасибо Гудею.
С печки приподнялся сонный Вакейка. Он долго таращился на Харвига, степенно глодавшего куриную ножку, потом зажмурился и помотал головой. Опасливо приоткрыл один глаз, другой…
Харвиг подмигнул отроку, ухмыльнулся.
– Спускайся, Вакейка. Тут и тебе хватит.
Позже с полатей, потягиваясь, слезла Всемила. Увидела отрока и беззвучно раскрыла рот.
Харвиг откашлялся:
– Ноздреча упросил приглядеть за вами. Пока, говорит, мы на мельнице гробимся, мои бабы и сыновья вконец обнаглели. Хозяйство забросили, готовят дрянь…
– Брешешь… – завороженно прошептала Всемила. – Он тебя видеть не может.
– Так то раньше. А теперь мы друзья. Он мне так и сказал: «Был ты мне враг, а теперь – лучший друг!»
Харвиг выбрался из-за стола и растянулся на лавке мельника:
– Кончилась твоя сладкая жизнь, Всемила! У меня ведь не забалуешь…
Отрочица захлопнула рот и, накинув платок, опрометью бросилась на двор к матери.
– Так что же, – боязливо спросил Вакейка, – ты теперь делать будешь?
– Как что? – удивился Харвиг. – Есть, спать. Уму-разуму вас учить. Вы ещё у меня узнаете, где раки зимуют….
Он и впрямь прикрыл веки и незаметно уснул….
Проснулся оттого, что кто-то стегнул его по лицу. Отрок вытаращил глаза и увидел разъярённую жену мельника. В руках она сжимала грязную тряпку. Из-за широкой спины Лебёды выглядывала Всемила. Вакейка хоронился на печке.
– Тёха-митёха! – Харвиг встал с лавки, и Лебёда попятилась.
– Скверно, – сказал он, утирая лицо рукавом рубахи, – когда жена волю мужа не уважает. Пойду, посоветуюсь с Ноздречей, как нам с тобой дальше быть.
С этими словами он отправился к мельнику. Вакейка догнал его на середине пути. Он побоялся идти рядом и плёлся следом.
Ножик, заметив их с реки, побежал навстречу.
– Ты зачем сюда, Харвиг? Я же сказал: лежи, отдыхай!
– Да не привык я без дела… Может, хоть пару телег разгружу?
– Ни-ни-ни! – замахал руками мельник. – Наработался уже. Иди спать!
– Послушай, Ноздреча… – Харвиг задумчиво почесал затылок. – Если я не нужен тебе, то, может, вернусь домой?
– Куда это?
– К Люту.
Мельник подпрыгнул.
– Твой срок ещё не пришёл!
– Ну раз я не нужен…
– Да нужен!
– На что?
– Ну… В доме приглядывать! Бабы шалят. Вчера, вон, хлев у Горчака не прибрали!
– Не хотел я говорить тебе… – Харвиг вздохнул. – Жена твоя, Лебёда, проходу не даёт. Как за домом следить, если она, чуть что, – драться лезет! Вот, только что, тряпкой избила.
Ноздреча раскрыл страшный рот. Нагнулся к Вакейке:
– Правда?
Тот кивнул. Мельник сглотнул слюну.
– Да ты не обижайся… А ну, идите за мной!
Он убежал на двор по тропинке. Харвиг с Вакейкой не спеша пошли вслед за ним.
Утренние лучи золотили осины и запорошенную снегом траву. По стволам шмыгали белки.
Харвиг подумал, что, если бы не вся эта история с Ножиком, отправился бы он теперь с братьями в лес.
– Вакейка, ты грибы собирать любишь?
Младший сын мельника догнал Харвига и зашагал рядом. Его зелёные глаза загорелись.
– Люблю! – отозвался он. – Только батька с братьями меня не пускают. Мы больше по лещине, орехами мешки набиваем…
Крики Лебёды они услыхали издали. Зайдя на двор, увидели, что Ноздреча гоняется за женой с поленом. Баба ревела в голос, ей вторила с красным опухшим лицом Всемила.
–Я вам дам! – грозил мельник. – Будете у меня Харьку слушать!
Запыхавшись, он остановился, утёр взмокший лоб.
Харвиг подошёл к Ножику, положил ладонь на плечо.
– Да оставь ты их, будет…
Ноздреча бросил полено и, тяжело дыша, ушёл со двора. Мельничиха повалилась на мёрзлую землю и принялась бить по ней кулаками.
– Тюха-матюха! – прикрикнул на неё Харвиг. – Солнце над головами – обед готовить пора.
8. Перволёд
Последующие дни Харвиг словно сыр в масле катался. Спал в горнице допоздна, ел по нескольку раз на дню, да каждый раз назначал мельничихе и её дочке готовить разное. На радость Гудею в избе навели небывалую чистоту.
По соседству с Горчаком в уютном стойле обосновалась Пенка. Всемила следила, чтобы коза была напоена и сыта. Вакейка каждый день бегал на поле за свежей соломой.
Лебёда слушалась Харвига стиснув зубы. Всемила фыркала, а однажды пристала с допросом:
– Ответь, чем ты всё это заслужил?!
Харвиг поглядел в её злые прищуренные глаза. Прошла любовь… Даже веснушки – и те не казались ему больше чем-то особенным.
– Если открою тайну, молчать будешь?
– А то!
– Ну так слушай… Я — сын Ноздречи.
Всемила расхохоталась, но вдруг запнулась и, исказив лицо, опрометью выскочила на двор. Чуть позже громко ударила калитка – то на мельницу помчалась Лебёда.
Харвиг растянулся на лавке.
Всё же скучно так жить… Даже на мельнице было куда интереснее. А тут – со двора выйти нельзя, работать не дают, делать нечего. Вчера, когда Ноздреча выгнал Матвея на его место в сени, Харвиг попытался вечером улизнуть на реку. Там, у кострища, его ждали друзья. Хотели обсудить Перволёд. Куда там! Мельник не выпустил. Так и караулил его до рассвета. Ну да ладно… Потерпеть можно. Всего-то три дня осталось.
Харвиг прикрыл глаза и уснул. Приснился ему дивный сон. Будто находится он в развалинах на горе, только никакие это не развалины, а дворец. Маленький Харвиг бегает по огромным палатам и ищет, куда бы спрятаться. Вот он подбегает к высокому каменному стулу, который стоит на ступенчатом возвышении. Ножки стула обложены по бокам тяжёлыми плитами, на плитах тех высечены письмена… Харвиг поворачивает одну из них и заползает под стул.
До него доносятся чьи-то шаги. Они всё ближе и ближе… Харвиг сжимается в комок и старается не дышать…
– Ну-ка, вставай! – кто-то грубо толкает его в плечо…
Харвиг открыл глаза и увидел над собой окровавленное лицо Ноздречи. Приснится же такое… Он перевернулся на другой бок.
– Вставай, щенок!
Удар кулаком угодил в спину. Харвиг сообразил, что всё это наяву, и обернулся.
На лице Ножика багровели следы ногтей. Он тяжко дышал. Позади толклись сыновья и Всемила. Дверь содрогнулась, и в дом влетела Лебёда.
– Что ты тут про меня наплёл?! – хрипло закричал мельник.
– Бать, ты чего? – Харвиг поднялся с лавки.
– Ба-атя?! – тонко завизжала Лебёда. Она вцепилась в редкие волосы Ноздречи и принялась трясти его голову. Мельник дико вскрикнул и вырвался из её рук.
– Никакой я не батя! – Ножик подпрыгнул к Харвигу. – А мать тогда кто?!
Харвиг отступил от оскаленного Ноздречи и недоумённо пожал плечами.
– Ты же обещал, что потом расскажешь…
Ноздреча замахнулся, но лишь бессильно завыл. Лебёда плюнула мужу в расцарапанное лицо и вышла из дома. Следом за ней последовала Всемила.
– Пойду и я прогуляюсь, – сказал Харвиг. – Даже есть расхотелось.
На дворе лежал снег. Харвиг вышел в калитку и спустился по протоптанной дорожке к реке. Стырь сковал молодой лёд. У плотины рядом с колесом чернела свежая прорубь. А на другой стороне, за рекой, белел Алатырь, за который опускалось красноватое солнце. У подножия горы тянулось к небу сизыми дымами печных труб Старое Городище.