– Чтоб вы знали, этот зверь размером с избу, – счёл нужным сообщить Харвиг. – И за раз может быка проглотить.
– Ишь ты! – поразился Васятка.
Михей промолчал, а Селян ухмыльнулся:
– Где же он водится?
– Там, откуда я родом!
– Как же. Помним… У вас там избы высотой в три жилья.
– Хватит вам… – попробовал остановить Михей братьев.
– Так всё и есть! – упрямо подтвердил Харвиг.
– А в упряжки запрягают по десятку козлов? – не унимался Селян.
– Верно!
– А по улицам носятся стаи Зубил!
Тут Михей хмыкнул, а Васятка, не сдержавшись, хрюкнул в кулак. Харвиг побагровел.
– Знаешь что, – сказал старший брат, – я думаю, что ты ничего не помнишь.
– Ещё как помню! – запальчиво возразил Харвиг.
– Ну, коли так, скажи: что за зверь твой Бабашка? Как обходится без туловища и лап?
Харвиг молчал.
– Ну, что же ты?!
— Вот уйду по весне, – хмуро произнёс он, – тогда попомните.
Братья переглянулись.
– Куда это?
– В гору.
Васятка потянул Харвига за рукав:
– Не ходи… Там же ведьма….
Тот сердито выдернул руку.
– Снова ты за своё? Надоел уже!
Васятка обиженно скривил губы. На глазах заблестели слёзы.
«Этого ещё не хватало, – подумал Харвиг. – Сейчас расхнычется».
Тут подал голос Селян:
– Не переживай, Васятка! Болтовня это всё.
Харвига захлестнула ярость. Такого глава княжичей не мог спустить даже брату.
– Сам ты болтун! Шли бы вы домой по-хорошему.
Селян встал с бревна.
– Пожалуй, пора.
Михей тоже поднялся. Он поглядел на Селяна, затем на Харвига:
– Зря вы так.
Харвиг ничего не ответил. Проводил взглядом братьев, пока те не затерялись меж голых осин. Потом вернулся в свой угол на мельнице.
До чего глупо всё вышло. Прогнал гостей! Да и Селян хорош… Отбилась его ватага от рук, пока он торчал на мельнице.
Но ничего, придёт время, и они Харвига вспомнят… Кто пойдёт на мост биться? Не Селян же.
Отрок тяжко вздохнул. Слова брата не выходили из головы. Прав он. Ничего о своей прошлой жизни до появления в Роси Харвиг не помнит.
Он вытащил из кармана и сунул в рот леденец. В темноте попался мятный, зелёный. Харвиг больше любил брусничные. Когда с этим было покончено, в ход пошли и они.
Потом он положил Бабашку под голову, да так и заснул.
А среди ночи проснулся. У него на груди сидел домовой. Снаружи доносилось надрывное карканье.
– Гудей, ты чего?
– Худо-о-о…
Чур прямо на глазах стал прозрачным, словно осколок льда, а затем и вовсе исчез.
Харвиг в волнении подскочил к оконцу. Под ярким светом луны на лужайке белела Пенка. Отрока захлестнула радость! Путаясь в мыслях, он кубарем слетел вниз.
Снаружи ему едва не снёс голову ворон. Он с карканьем пронёсся над Харвигом, зацепив крылом и, сверкая оком, уселся на крыше мельницы.
– Тьфу на тебя! – крикнул мальчик.
Пенка проворно развернулась и замерла. Она глядела на Харвига. Отроку от этого взгляда стало не по себе. Поневоле он вспомнил Буяна. Казалось, глазами козы на него смотрит другой человек.
Позади вновь раздался зловещий крик ворона.
– Ты чего, Пенка?
Коза вдруг склонила голову и с неожиданной резвостью бросилась на него! Харвиг не стал искушать судьбу и дал дёру.
Они домчали до Стыри и оттуда, по кругу, обратно к мельнице. Харвиг, как ошпаренный, влетел внутрь, успев захлопнуть за собой дверь. Тут же на неё обрушился страшный удар! Мальчик навалился на дверь спиной, раз за разом содрогаясь вместе с ней под наскоками обезумевшего животного.
Последний удар вышел особенно сильным, и Харвиг отлетел вглубь подклети. Он метнулся назад и увидел, что коза пробила рогами доски. Какое-то время Пенка яростно вырывалась, потом разом стихла.
Харвига била крупная дрожь. Он с трудом отодвинул дверь.
Коза висела на рогах и часто дышала. Очи её стали прежними.
– Хорошенькие дела… – вымолвил Харвиг. – И что дальше? Утопших мельников на помол ждать?
В ответ послышалось хлопанье крыльев. Ворон облетел мельницу и исчез в ночном небе.
6. Возвращение Гудея
Днём на мельнице было людно. Приехавшие с зерном мужики толпились у стойла. На обезумевшую козу пришла поглазеть даже Лебёда.
Исхудавшая, безрогая Пенка успела набить пузо сеном и теперь блаженно дремала. Временами она поднимала бородатую морду и жалостно блеяла.
Ноздреча, и так страдавший от дурной славы мельницы, хотел было её увести. Но тут стеной встала жена:
– На двор приводить не смей.
— Значит, забью, – решил мельник.
– Сам думай. Только мы эту дрянь есть не будем.
Ножик с надеждой устремил взор на Харвига.
– А я – тем более, – обрубил тот. – Она меня порешить хотела. И вот что ещё… Ночевать тут я больше не буду.
– Ладно… – сдался Ноздреча. – Перебирайся к нам в дом.
Вечером, когда телеги разъехались, а Ножик ушёл домой, Харвиг поднялся к жерновам собрать вещи.
Скарба у него было немного. Всё поместилось в одну корзину.
– Гудейка! – позвал он.
Солома в углу шевельнулась. Затем наружу высунулась всклокоченная рыжая голова.
– Чего тебе? – спросил домовой.
– Скажи, кто тут ночью был?
– Был, да сплыл… – буркнул чур. – Чужак… С Глубины.
– С реки, что ли?
– Не… Из-за края.
– Оттуда, куда ты прячешься?
– Дальше.
Харвиг наморщил лоб. Этот «краешек» никак не давался его разумению.
– А сейчас он тут?
– Нет, так-сяк. Обратно ушёл.
– А раньше он приходил?
– Было.
«Уж не тогда ли, когда сбесился Буян?» – подумал отрок. Коли так, выходило, что охотился этот чужак за ним, Харвигом.
– Я ухожу к Ноздрече.
– Ну… В добрый путь.
– Пойдём со мной!
Домовой помотал головой.
– Мне туда дорога закрыта.
– А можно её открыть?
Гудейка задумался.
– Окалину убрать нужно.
– Как это?
– Протереть изнутри стены солью… Меня туда потом отнести.
– Ладно, сделаю.
Харвиг попрощался с домовым и побрёл на двор мельника. У избы на лавке его поджидал Ноздреча.
– Калитку запри! – крикнул он издали…
В тёмной прокисшей избе было душно. На лавках за столом сыновья Ножика кололи орехи. С печи таращились Лебёда с дочкой.
– Здрасьте, – сказал им Харвиг.
В горницу к печке его не пустили. Позади были тёплые сени, там и поставили ему лавку.
– У нас в избе места нет, – счёл нужным объяснить мельник.
Харвиг подумал, что Ножик опасается лишний раз гневить Люта.
Из сеней был выход на задний двор. Там в хлеву жил здоровенный кабан Горчак и две свиньи: Клава и Дуня.
После минувшей ночи Харвиг не слишком обрадовался такому соседству. Зато у него была возможность незаметно выйти наружу.
Когда все уснули, он прокрался на двор. Там с вечера он приметил наполненную водой кадку. Харвиг зачерпнул из неё котелком, добавил в него кусок соли. Теперь предстояло самое трудное. Нужно было впотьмах протереть стены в незнакомой избе и при этом умудриться не разбудить хозяев.
С ближней стеной, что тянулась от сеней к входу, хлопот не возникло. Она была свободна, если не считать пары полок с горшками. Но за ними Ножик вряд ли царапал раскалёнными прутьями. Харвиг тщательно протёр брёвна намоченной тряпкой, насколько хватило роста, и перебрался к соседней стене. Вдоль неё стояли две лавки, на которых дрыхли Аким и Ноздреча.
Старший сын мельника громко храпел. Харвигу захотелось плеснуть в его тёмный беззубый рот с котелка. Конечно, сдержался. Дело было слишком серьёзное, не до смеху.
Кое-как он протер длинную стену. Спасибо окнам, – дел с ней было немного.
С третьей стеной, у которой на лавке сопел Матвей, пришлось повозиться. Тут оказалось много полок, тесно заставленных какими-то бутылями, кувшинами. Харвиг взобрался на лавку. Как ни старался, один раз всё равно загремел. На его и Гудейкино счастье никто не проснулся.