Харьюнпяа задумчиво потер подбородок.
— Его положение тоже сложное, — сказал он наконец. — Он во что бы то ни стало хочет попасть на курсы унтер-офицеров. Его столько раз обходили, потому что никто его не поддерживал, а он уже в возрасте. Мне кажется, все свои надежды он возложил на Кандолина. Ведь от его слов зависит многое…
— Да, — выдохнула Онерва. — В таком случае, несмотря ни на что, поговорим с Кандолином.
Онерва с минуту помолчала, и Харьюнпяа показалось, что она внезапно заколебалась, то ли оробела, то ли устыдилась чего-то.
— Ну?
— Знаешь, сделаем это после того, как сможем представить что-нибудь более реальное, чем предположения. Тимо…
Онерва умолкла, посмотрела на Харьюнпяа, точно оценивая его, и потрогала лежащую перед ней папку.
— Не смейся, Тимппа, но нам надо начинать с чего-нибудь такого…
Харьюнпяа наклонился ближе к ней.
— Какая-нибудь история с Асикайненом?
— Нет, этого я даже не искала. Я просмотрела только дела всех родственников Фейи и Сашки…
К внутренней стороне папки была прикреплена фотография пожилого, с седыми волосами цыгана, правда старая, сделанная лет десять назад. Его лицо отличалось от лиц на других фотографиях — оно было непокорное и какое-то отчужденное. Или оскорбленное.
— Хедман, Калле, прозвище — Старина Калле.
Онерва перелистнула страницу и остановила палец на среднем столбце. Там на машинке было напечатано:
«Допр. по подозр. в убийстве Кюести Бломеруса (И/Р/3702). Освоб. за отсутств. доказ.».
Ниже этой записи было приписано карандашом:
«Преступление совершил его сын, Манне Х., получил 3 г. 2 м-ца тюремного заключения».
Харьюнпяа выпрямился и тихо вздохнул, он почувствовал себя разочарованным, но попытался не обнаружить этого по его мнению, история была слишком стара.
— Когда я работала еще в отделе сексуальных преступлений, между Шварцами и Алгренами был конфликт, — сказала Онерва и уставилась в папку, пряча глаза от Харьюнпяа, — который завершился резней. Обоим, жертве и преступнику, было меньше двадцати. Мне удалось заставить убийцу открыться — в сущности, мы с ним почти подружились… И хочешь верь, хочешь не верь, но и та история тоже уходила корнями в убийство, совершенное почти двадцать лет назад. Это кровная месть. Хотя главная задача кровной мести состоит в том, чтобы не подпускать друг к другу враждующие семейства. Для мести достаточно одной только угрозы. Но время от времени случается, что при ссоре каких-нибудь юнцов история вдруг всплывает — и тогда дело плохо. Понимаешь?
— Да…
Онерва подняла голову, посмотрела на Харьюнпяа, и ему некуда было уйти от ее взгляда.
— Можешь быть уверен, что убийцы с Малого порога — Бломерусы, — сказала Онерва, и голос у нее был таким же серьезным, как взгляд. — Надо найти родственников Кюести Бломеруса. Это и будут убийцы. Попробуем, Тимо?
— Угу.
— Патрон еще у тебя?
Харьюнпяа немного смутился: он знал, что патрон мог бы стать вещественным доказательством, но скрыл его от Кандолина. Дома он разобрал патрон, но ничего, кроме пороха, там не оказалось. Об этом можно было догадаться — ведь в камере ни у кого нет инструментов.
— Да, — сказал он глухим голосом.
— Хорошо. Тогда заглянем в книжный магазин.
Кайнулайнен покатал патрон на ладони — на большой ладони этого крупного человека он казался совсем маленьким. Харьюнпяа вспомнил Кайнулайнена именно благодаря его росту: он служил охранником еще тогда, когда Харьюнпяа работал в криминальной полиции. Его считали каким-то странным. Но теперь Харьюнпяа понимал, что за странности Кайнулайнена принимали то, что он знакомился со многими своими охраняемыми ближе, чем желательно, и что ребята из отдела наркотиков встречали его на концерте рок-музыки и на торжествах в Старом студенческом зале. Кое-кто вздохнул даже с облегчением, когда он, ничего не объясняя, уволился.
— Ничего мистического здесь нет, — сказал Кайнулайнен, уставясь на патрон. — Я думаю, дело обстоит просто — человек, сунувший патрон в сумку, думал, что парню удастся пронести оружие в камеру. Не для самоубийства… А для того, например, чтобы расчистить себе путь на свободу. Родные верят ему и знают, что он не виновен. И очень в нем нуждаются.
Кайнулайнен опустил патрон на стопку книг, лежащих на прилавке, и вытер руки, как бы давая понять, что больше ему сказать нечего. В лавку стали входить покупатели, и Харьюнпяа с Онервой отошли. Этот магазинчик антиквариата на улице Маннергейма был совсем маленький, не больше комнаты допросов. Когда наконец покупателей по-уменьшилось и Кайнулайнен смог вернуться к разговору, он заговорил как-то неохотно и обращался больше к Онерве.