Онерва повернулась к Кауранену и прямо-таки ощерилась, обнажив передние зубы.
— Ты сам-то знаешь, почему мы следим за Сашкой?
— А то нет. Но если бы заодно обнаружилось еще и сокрытие какого-нибудь темного товара…
— Не думаю.
— А я вот случайно подумал.
Глаза Кауранена сузились, губы плотно сомкнулись. Не глядя на Онерву, он склонился ниже к приборному щитку, взял в руки микрофон и нажал кнопку.
— Вызываем Малми. Говорит Катри-три-шесть с Козьей горы, — произнес он.
— Свободен номер три-два-три, — протрещало радио. — Если надо — двинемся в вашу сторону. Что у вас?
— Нужен небольшой обыск, который мы не можем произвести сами. Неподалеку от нас стоит бело-синий ободранный автобус. Возле него двое цыганских мальчишек. У них с собой сумка, есть основание подозревать, что в ней спрятаны краденые вещи. В автобус входить не надо. Возьмете только парней и сумку и отвезете в Малми, чтобы установить личности и выяснить, кому принадлежит имущество.
— Три-два-три принял, обыск проведем.
— Спасибо. Всё.
Онерва дрожащими руками открыла сумочку, достала сигарету и закурила, глубоко затянувшись.
— Теперь ты счастлив? — спросила она, не глядя на Кауранена и с трудом унимая дрожь пальцев.
Кауранен аккуратно положил микрофон на место.
— Конечно, — ответил он. — По крайней мере тем, что сейчас мы можем пойти выпить кофе, не надо бояться, что они от нас улизнут. И если… Не хочу тебя обижать, но в Управлении найдется и другая работа, если тебе не по вкусу сыск.
Онерва схватилась за рычаг скоростей.
— Дело не в этом.
— А в чем же?
— В том, что мне невыносимо то, чего ты даже не замечаешь.
— Чего же это?
Онерва включила мотор, «лада» рванулась, колеса взвизгнули.
Было чуть больше одиннадцати, когда они выехали со двора полицейского участка в Малми. На этот раз за рулем сидел Кауранен, а Онерва — рядом с ним.
— Почему они направились в ту сторону? — удивился Кауранен. — Им ближе через объезд. И ехать за ними было бы удобнее.
— Может, они идут добывать новый аккумулятор, — холодно сказала Онерва.
— В воскресенье? И в такое время? Вечером? Глупости.
— Может, они его украдут. Они же цыгане — что им стоит?
Кауранен взглянул на Онерву и ничего не сказал, только надменно выставил подбородок. Проехав под знаком, запрещающим проезд, он свернул на Сеновальное шоссе.
— Почем я знал, что там был аккумулятор, — буркнул он. — Да и вернут его, если выяснится, что он не краденый. Только он, конечно, чужой. Такой же ворованный, как все их имущество. Если он вывернется из нашего дела, пускай хоть за аккумулятор ответит.
— Останови.
— Почему? Они убегут…
— Останови.
Кауранен подъехал к тротуару и затормозил. Онерва открыла дверцу и вышла. Она медленно перешла тротуар и прислонилась к ограждающим его с другой стороны перилам. Железо было холодным. Стоял туман, и пахло проложенными где-то поблизости рельсами. Уголком глаза она видела, что Сашка и Алекси ушли уже далеко, за несколько сот метров, так далеко, что их было трудно различить.
— Черт побери! Что с тобой делается? — выскочил из машины Кауранен.
— Мне нехорошо.
Кауранен что-то пробормотал, потом принял надменный вид и сердито сказал:
— У меня тоже есть жена. Но она не устраивает таких фокусов из-за своих недомоганий.
Онерва повернулась, подошла поближе к машине, уголки губ у нее дрогнули.
— Я хочу сказать, что у меня есть мозги, — произнесла она хрипло и громче, чем хотела, — а в них участки, способные соображать…
— Не кричи. Что люди подумают…
— Пускай думают, что хотят.
Онерва с силой хлопнула дверцей и почти побежала туда, откуда они приехали.
Кауранен с минуту сидел неподвижно. Потом взглянул в зеркало и увидел, что Онерва уже далеко.
— Ну и пусть идет, черт ее побери…
Он с яростью схватился за рычаг скоростей, рванул машину с места, проехал по Сеновальному шоссе, но ни Сашки, ни Алекси и в помине не было. Он развернул машину и стал колесить по тряским узеньким незаасфальтированным улицам. Все было напрасно. В горле у него застрял ком, который он никак не мог проглотить. Все казалось фантастическим скверным сном; он еще никогда не упускал дичь, которая была глупее его самого.
22. В полицейском управлении. 23 ч. 55 м
Харьюнпяа сразу понял: что-то случилось. Уже от входной двери он заметил, что за стеклянной перегородкой дежурного толпится много народу. И по тому, в каких позах стояли полицейские, он понял, что это не обычный треп, на который здесь часто собираются. Кто-то вышел из оперативного отдела и, подняв руку, что-то объявил, другой нес свернутую в трубку карту в кабинет дежурного комиссара — Харьюнпяа показалось, что там в дверях мелькнул Кандолин, хотя ему следовало быть в своем кабинете. Точнее, в такое позднее время даже не там, а дома.