Но шелест продолжался, потом послышалось всхлипывание.
Орвокки и Сашка поставили Фейю на ноги, поддерживая его с обеих сторон. Сил у Фейи совсем не было, он тяжело дышал, хотя не сделал еще ни шагу. Они направились к двери, но не шли, а тащились. Сашка почувствовал горький привкус во рту.
— А эти трубки? — вспомнил он.
— Не беспокойся, — выдохнул Фейя. — Я их отрезал. На Белом пороге поставят новые. Увезите меня туда…
— Но если ты…
— Нет… Я не хочу здесь оставаться. Даже врачи налетают здесь огромной белой стаей… Трубки высасывают какую-то жидкость, которая скапливается. Уедем… Пусть поставят новые…
Сашка локтем открыл дверь. В коридоре никого не было. Но где-то поблизости звонил телефон. К нему никто не подходил. Сашка не посмел прислушаться, откуда идет звук. Они перебрались через порог, но с каждым шагом продвигались всего на несколько сантиметров. Орвокки схватила свою сумку. Над дверью зажглась матовая лампочка. Пот струйками стекал по шее Фейи. Теперь зазвонил и другой телефон.
— Ты поставил крылья Злючке? — выдохнул Фейя.
— Поставил. Снял их с одного микроавтобуса, он стоял там поблизости, настоящая рухлядь…
Сашка не решался больше смотреть на Фейю. Он только сейчас увидел, какое бледное у того лицо, почти желтое; такие бывают у покойников, правда, Сашка их никогда и не видел. Он глядел на стеклянную дверь отделения и думал, что вот-вот они окажутся по ту ее сторону, потом в такси, потом — вне опасности. И тут он понял, как надо все устроить. Надо попросить водителя проехать мимо Валлилы, там выйти, а Фейю с Орвокки отправить дальше, на Козью гору. Надо только сделать это все так быстро, чтобы Фейя и Орвокки ни о чем не догадались. А он долго и не задержится, всего минут на пять-десять. И приедет на другом такси, можно даже договориться с этим же водителем.
Если Вяйнё и Онни нет дома, будет Севери. Сашка нервно, со свистом глотнул воздух. Когда известие об их отъезде распространится, думал он, никто не станет смеяться над тем, что они просто сбежали, струсив. А главный плоскостопый не станет больше говорить, будто он, Сашка, не мужчина.
26. Окружение
В рации светилась лампочка. Другого огня в машине не было. Она въехала в переулок Мадетоя и остановилась — до двора Хедманов отсюда метров тридцать.
Кауранен сидел за рулем и курил, лихорадочно затягиваясь. Кандолин, в шлеме — рядом с ним. Он держал микрофон наготове у губ, а большой палец на тумблере. Харьюнпяа — на заднем сиденье. Он ощупал револьвер, положенный прямо в карман, кобуру пришлось снять: длинный бронежилет опускался ниже пояса. Они следили за рацией, ожидая, пока последняя группа доберется до места, тогда они смогут начать операцию — подняться сначала на крыльцо, потом в квартиру Хедманов.
— Нордстрём сообщает: двор заблокирован с обеих сторон.
— Вас понял. Кандолин.
Говорил Кандолин тише обычного. Он взглянул на часы и стал теребить полученный у дворника ключ, потом вдруг не выдержал и нажал на тумблер.
— Группа, охраняющая балкон, слышите меня?.. Кандолин вызывает группу, охраняющую балкон…
— Собаку вызывали? Если вызывали, мы наготове на углу Бальзамного переулка, как было условлено.
— Не вызывали. Группа, охраняющая балкон, вы меня слышите?
Радио молчало: все как обычно, когда в деле участвует слишком много народу.
Харьюнпяа опустил в машине стекло. Моросил мелкий дождик, живые изгороди и асфальт блестели от влаги. Дома стояли темные. Странно: совсем рядом находятся сотни, может быть, тысячи людей, они спят в своих постелях, согреваемые взаимным теплом, и видят сны, а если кто-то просыпается от кошмара, достаточно поднять голову и увидеть знакомую комнату, чтобы забыть все, натянуть одеяло на голову и снова погрузиться в сон.
Ближе, на расстоянии едва ли не шепота, в подъездах и в кустах прятались неподвижные фигуры. Они были в шлемах и бронежилетах, держали оружие в нервных руках и, сощурив глаза, следили за красным кирпичным домом, прислушиваясь одновременно к тихим сообщениям по рации. Многие из них скучающе думали, что все это напрасная суета, но тут же себя поправляли: речь ведь идет об оружии, захваченном при ограблении, и противники — цыгане. Если в человека выстрелят из дробовика, от него не останется ничего, кроме рваных лохмотьев.
— Вызываю группу, охраняющую балкон.
— Слышу. Вийникка слушает.
— Вы на своих местах?
— Как будто бы. Но здесь ни в одном из окон нет света. Может, они его уже погасили…
— Вы точно у дома Е?