ся на него, потому что услышал, что Баал Шем раздает людям
амулеты с клочками бумаги, на которых написаны тайные имена
Бога. При встрече он спросил об этом Баал Шема. И тогда тот
открыл один из амулетов и показал равви Ицхаку, что на клочках
бумаги значатся только имена самого Баал Шема и его матери:
"Израэль бен-Сара". Так в руках Баал Шема амулет полностью
утратил свои магические атрибуты. Он стал не более чем знаком
и залогом отношений между тем, кто оказывает помощь, и тем,
кто ее принимает, отношений, основанных на доверии. Баал Шем
Тов помогает тем, кто в него верит. Он обладает способностью
помогать людям именно потому, что в него верят. Амулет же
- символ того, что в какой-то момент он оказал носящему его
человеку помощь. На амулете есть его имя, и это имя свидетель-
ствует о совершенном. Однако посредством такого залога лич-
ных отношений душа принявшего помощь "возвышается". Сила
воздействия основана здесь на единстве телесного и духовного
в самом Баал Шеме и, как следствие такого единства, на отноше-
ниях между ним и его хасидим, обнимающих обе сферы - сферу
земного и сферу небесного.
Это проливает свет на отношения Баал Шема с "людьми
духа", которых он стремится вовлечь в хасидское движение, и на
тот факт, что большинство этих людей и сами желают предо-
ставить себя в распоряжение Баал Шема. Например, согласно
одной из версий известной легенды, величайший из учеников
Баал Шема, подлинный основатель хасидской школы, равви Дов
Баэр, Маггид (странствующий проповедник) из Межрича (Мед-
жирече), пришел к нему, чтобы излечиться от болезни. Баал Шем
облегчил Маггиду физические страдания, исцелив при этом от
главного недуга - от того, что тот учил, "не вкладывая в поуче-
ния свою душу". Этот пример ясно показывает, что природа, под
воздействием личности человека, который оказывает помощь,
направляет дух, удалившийся от нее, обратно в свои владения,
единственную сферу, в которой душа может расцветать, не чув-
ствуя ущерба от контактов с материальным миром. И Великий
Маггид, который как мыслитель намного превосходил Баал Ше-
ма, преклонился перед бесконечно редким и ценным явлением:
единством огня и света в одном человеке.
Нечто похожее прослеживается и на примере другого выда-
ющегося представителя хасидизма второго поколения, равви Иа-
кова Иосифа из Польного (Попонного). Он не был самостоятель-
ным мыслителем, таким, как Маггид, но умел хорошо толковать;
он смог понятно изложить учение Баал Шема, "вытащившего"
его из аскетического уединения и обратившего к простой жизни
со своими последователями. Существует множество версий исто-
рии о том, как Баал Шем сумел одержать над ним верх, но всем им
присущи две общие черты: Баал Шем не открылся ему сразу, он
долго утаивал, кто он есть на самом деле (это был обычный метод
Баал Шема), он рассказывал равви Иакову Иосифу истории (что он
всегда любил делать), сначала рассердившие слушателя своей
примитивностью и кажущимся отсутствием в них разумности, но
затем заставившие его увидеть и понять, что в этих историях
говорится о его собственных тайных стремлениях. И здесь, в рас-
сказывании простых историй и притч, которые, однако, оказывают
сильное личное воздействие, вновь проявляется союз между духом
и природой, союз, который дает возможность образам стать
символами, как это делает сам дух, обретающий в природе свою
форму. То, что оба эти ученика еще могли бы сказать об учении
Баал Шема и о своих отношениях с учителем, характеризуют
следующие факты: Баал Шем, среди прочего, научил Маггида
понимать язык птиц и деревьев, и - как рассказывал равви из
Польного своему зятю - у Баал Шема была "священная привыч-
ка" разговаривать с животными. Гаон из Вильны, крупный против-
ник хасидизма, ответственный за его запрет, человек, стремивший-
ся бороться с хасидизмом, как "пророк Илия боролся с пророками
Ваала", обвинял Баал Шема в том, что тот "совратил" Маггида из
Межрича "своим магическим искусством". Но то, что казалось ему
магией, на самом деле было единством небесного света и земного
огня, духа и природы, единством, осуществленным в границах
одной личности. Когда подобное единство воплощается в одном
человеке, то такая личность становится свидетелем, подтверждаю-
щим всей своей жизнью реальность божественного союза духа
и природы, обновляет с помощью этого союза мир людей, все
более и более удаляющийся от единства духа и природы, и напол-
няет его восторженной радостью. Ибо подлинная радость происхо-
дит не от духа и не от природы, но от единства этих двух начал.
Немногие из ближайших учеников Баал Шема оказались
в центре внимания легендарной традиции. Это случилось потому,
что со временем сила экстатического видения, развитая у Баал
Шема в высочайшей степени, измельчившись, сосредоточилась
в немногих людях, ставших излюбленными героями народных
легенд, тогда как о других учениках упоминают лишь отдельные,
хотя и очень характерные предания. В период третьего поколе-
ния' Дом Учения Великого Маггида стал центром, создавшим
' В соответствии с содержанием книги, в настоящем предисловии говорится
только о трех первых поколениях цадиким. Разделение на поколения не всегда
подчиняется хронологическому принципу: некоторые цадиким 3-го поколения
хронологически относятся ко временам 4-го и 5-го поколений, а некоторые из 4-го
- ко времени 3-го поколения.
длительную преемственную линию цадиким, каждый из которых
при этом значительно отличался друг от друга и память о кото-
рых с величайшим благоговением сохраняли и приукрашивали
легенды. Помимо этого поражает полное изменение тона повест-
вования, когда мы переходим от преданий о Баал Шеме к истори-
ям, рассказывающим о его учениках и никак не связанных с ним
самим. Трое учеников, о которых в первую очередь повествуют
легенды, - Маггид из Межрича, Пинхас из Кореца и Иехиэль
Михал из Злочова - были прежде всего учителями: первый
- это глава ведущей хасидской школы; второй обучал неболь-
шой круг близких учеников, развивая хасидскую мудрость само-
стоятельно и независимо; третий оказал огромное воздействие на
потомков, хотя при жизни и не занимался постоянной настав-
нической деятельностью. В легендах об этих трех людях главным
образом говорится об их учительстве, тогда как в преданиях
о Баал Шеме его поучения фигурируют как одна из функций,
одна из частей его жизни. В легендах о третьем поколении
происходит еще одна важная перемена: истории становятся более
разнообразными и более живыми. То есть они становятся похо-
жими на легенды о Баал Шеме, с той-лишь разницей, что во всей
их пестроте чувствуется гораздо больше жизни - но ничего не
говорится ни о тайне их происхождения, ни о тайне их изначаль-
ного величия.