— Которые застоялись? — спросил Хасинто.
— А! Покажу! Щас!
Мальчишка вскочил на ноги и метнулся вправо.
— Вот, Вьенто, — он указал на огненно-рыжего коня с длинной черной гривой. — И вот эта, — грязный палец с обкусанным ногтем тыкнул на кобылу в яблоках. — Беличча.
— Начну с Вьенто.
— Ага! Знаете, где гуляться?
— Вокруг замка и на воинской площадке?
— Ага! — обрадовался мальчишка. — А дерьмо, если на мостовую наложат, так я уберу, вы только скажите.
— Непременно.
Вьенто оказался покладистым. Проезжая его, Хасинто в очередной раз едва не задремал, зато с Беличчей пришлось помучиться, и тут уж стало не до сна. Норовистая кобыла не желала слушаться. Она словно проверяла, достаточно ли силен незнакомый ездок духом и телом, чтобы она его на себе возила. Ох, не ту лошадь сеньор бесихой обзывал! Эстрелла-то, наверняка, посговорчивее. А эта поганка то идти отказывалась, то на дыбы порывалась взвиться, то шею выворачивала, стараясь дотянуться до ног Хасинто зубами. Он же, как назло, именно сегодня был слаб — и духом, и телом. Но все-таки справился: где хлыстом, где окриком и шпорами.
Вернув поганку на конюшню, взял следующего коня, а после и о своем Валеросо позаботился: погонял его сначала, а затем и почистил.
День перевалил за полдень. Впору бы отдохнуть, но не тут-то было. Появился Диего.
— Идемте мечи-доспехи начищать?
— Да, хорошо, — вздохнул Хасинто.
Не так уж просто, оказывается, быть оруженосцем, и не так уж интересно. Только и делаешь, что трудишься, как крестьянин на полях. Хотя такая честь того стоит.
Вечер не наступил, даже не опустился — он приплелся, еле-еле шевеля тенями-лапами. Упаси Сант-Яго, если еще и тянуться будет так же долго, как день. Дожить бы до полуночи!
Его познабливало, веки закрывались сами собой. Ног он, кажется, вовсе не чувствовал, словно вместо них были деревянные подпорки, причем сделанные из гнилого дерева, вот-вот готового расщепиться на влажные волокна.
Диего же — проклятие небесное! — все не унимался. Они уже и оружие дона Иньиго начистили, и на псарне во второй раз побывали. Оруженосец знакомил Хасинто с гончими, попутно объясняя, какой нрав у той или другой псины.
До умопомрачения подмывало выругаться — длинно, заковыристо, от души. Конечно, он не стал этого делать — не такой уж глупец и невежа.
— Со всем управились, — сказал юноша. — В полночь еще нужно двор и замок обойти, проверить, чтобы все спокойно было. Нынче это я сделаю, завтра вы или Гонсало. А сейчас, пока не стемнело, давайте, что ли, на мечах побьемся?
Вот теперь сдерживаться стало куда сложнее. Схватить бы какой-нибудь булыжник и стукнуть им по этой кудлатой башке в синей шапке! Изо всех сил! Чтобы Диего оставил наконец в покое, а не предлагал воинские забавы, когда Хасинто едва на ногах держится!
Можно отказаться, сославшись на усталость. Тем более это правда. С другой стороны: стоит ли проявлять слабость перед новым знакомым? А вдруг тот воспримет это как трусость?
Хасинто пожал плечами и бросил:
— Ладно. Хотя сегодня я вряд ли достойный соперник…
Взяв тренировочные мечи, они двинулись к воинской площадке. Там встали друг напротив друга, готовые к поединку, и в эту миг загудели, перекликаясь, рога. Громыхнул, опускаясь, мост, потом еле слышно донесся собачий лай. Возвращение рыцарей с охоты спасло Хасинто от неминуемого и позорного проигрыша. Из груди вырвался вздох облегчения, но Диего, похоже, принял его за расстроенный.
— Да, жалко… — сказал он, закусил нижнюю губу, почесал затылок и вложил меч в ножны. — Рановато они. Видать, удачно поохотились. Ладно, что ж теперь… Идемте сеньора встречать.
С возвращением де Лары и кабальерос подворье оживилось, тихий вечер наполнился множеством звуков. Цокали копыта, ворчали собаки, бряцали шпоры, раздавались голоса и смех. Туши оленя и кабана, лисицы и всякой мелочи вроде зайцев и белок с глухим шлепком падали на камни. Тут же подбегали слуги и волокли все это в замок.
Конюхи уже уводили на конюшню скакунов, а псари — собак.
Среди мельтешения зверья и людей Хасинто не сразу заметил сеньора. Понял, в какую сторону смотреть, лишь когда Диего потянул за рукав.
Иньиго Рамирес стоял, положив правую ладонь на шею своей кобылы, а левой похлопывал по плечу какого-то рыцаря. Улыбался, что-то увлеченно говорил. Диего и Хасинто приблизились, и он повернулся к ним.