Де Лара старался не показывать печали, но иногда были заметны и отсутствующий взгляд, и горестно поджатые губы, и углубившиеся морщины на лбу и переносице. При том, что сеньор вообще-то довольно сдержан. Хасинто ни разу не слышал, чтобы он на кого-то кричал или просто повышал голос.
Зато ударить мог и сильно.
Диего несколько дней проходил с разбитыми губами и носом. Хотя друг сам виноват. Это надо же было додуматься: попытаться укротить необъезженного коня! Не только без повеления, но даже без разрешения! Жеребец в итоге и ограждения снес, и кусты поломал, что возле часовни, служанку, на пути попавшуюся, с ног сбил. Хорошо хоть не затоптал. Так и носился, пока Хасинто, Ордоньо и конюхи кое-как не угомонили его, не стреножили.
Ох, с каким же видом Диего сползал с коня! Сам бледнющий, глаза как плошки, губы трясутся, зубы стучат. К тому же, на его беду, конец приключения застал сеньор.
— Диего, подойди, — процедил он.
Юноша не посмел ослушаться. Побледнел еще сильнее — Хасинто даже не думал, что такое возможно! — и приблизился.
Де Лара смотрел Диего в глаза до тех пор, пока тот не опустил голову — видимо, осознав вину всецело.
Конюхи уже увели истошно ржущего жеребца, прочих слуг было не видно и не слышно — наверное, сочли за лучшее убраться от хозяйских глаз подальше. Тут тишину и взрезали оплеухи — хлестко, звонко! Хасинто даже зажмурился, будто сам их получил. Открыв же глаза, глянул на приятеля. Тот стоял, прикрывая рукавом лицо, но кровь все равно просачивалась и яркими оспинами кропила серые камни.
— Ступай на конюшню, Диего, — проговорил сеньор на удивление спокойным, даже будничным тоном. — Перечисти всех лошадей, какие там есть, и задай им сена. Думаю, к вечерне управишься.
— Да, дон Иньиго, — прогнусавил юноша и, по-прежнему прижимая руку к лицу, поплелся прочь.
Стоило ему отдалиться, как Ордоньо подлетел к Хасинто и набросился с обвинениями. Говорил вполголоса, но так, чтобы сеньор услышал:
— Вот зачем вы его подзадоривали? Видите, к чему это привело?
— Чего? Я не понимаю…
— Еще как понимаете. Вы его подначивали, я слышал, — громким шепотом ответил Ордоньо.
Вот же хитрый сукин сын!
— Чинто, это правда? — спросил де Лара.
— Нет! Я вообще не понимаю, о чем он!
— Ну да, не знаете, — хмыкнул паж. — А разве не ваши слова: ой, Диего, тебе смелости не хватит коня объездить.
— Это неправда! Ложь! Сеньор, спросите у Диего! Я такого не говорил!
— Ну конечно, Диего не станет жаловаться и обвинять, — проворчал Ордоньо. — Он не такой. А вот ты трус! Имел бы смелость — признался, повинился!
Ну все! Держись, подонок!
Хасинто повернулся к пажу и, размахнувшись, врезал кулаком по роже. Ордоньо отлетел, потом зарычал и, сжав кулаки, бросился на него. Неизвестно, чем бы закончилась драка, не вмешайся де Лара. Он схватил Ордоньо за шкирку, а его оттолкнул.
— Вы! Оба! Ни с места!
Ослушаться сеньора не посмели ни Хасинто, ни паж-гаденыш. Стояли и шумно дышали, злобно косясь друг на друга.
Сукин сын Ордоньо! Оклеветал перед сеньором. Ясно, кому тот поверит: пажа знает давно, а его всего месяц. Тем более что уже на второй день знакомства Хасинто показал себя с дурной стороны.
На плечи навалилась тяжесть, в носу защипало от жалости к себе. Ведь он ни в чем не виноват, но пострадает из-за наветов. Теперь дон Иньиго посчитает его подстрекателем и трусом.
— Ордоньо, извинись перед перед моим эскудеро.
Что?! Хасинто ослышался? Или ему снится прекрасный сон?
— Почему я должен… — забормотал паж.
— Не расслышал? Извинись. Или мало досталось от него? — Иньиго Рамирес кивнул на Хасинто. — Могу добавить.
Ордоньо молчал, потупившись.
— Извиняйся же наконец, — повторил де Лара. — Не медли.
Паж повернулся к Хасинто и, тщательно избегая смотреть в глаза, выдавил:
— Прошу, извините.
Теперь сеньор перевел взгляд на Хасинто и приподнял брови. Ясно, чего ждет.
— Извиняю, — сквозь зубы ответил он.
Де Лара кивнул и сказал:
— Ордоньо, ступай к донье Беренгарии. Она собиралась на конную прогулку. Сопроводи.
— Да, сеньор, — упавшим голосом откликнулся паж.
— И на будущее: помни свое место. Еще одно оскорбление кого-то из оруженосцев — и я прикажу тебя высечь. Это ясно?
— Да, сеньор.
Он ушел, и де Лара подозвал Хасинто.
— Теперь признавайся, Гарсиас: он сказал правду?
— Нет, дон Иньиго! Нет! Я понимаю, вы можете мне не поверить. Но я поклясться готов! В часовне! Перед падре! Перед образами!