— Ладно-ладно, успокойтесь. Я вам верю. Верю, — он отвел взглял, затем пожал плечами и, будто извиняясь за пажа, произнес: — Ордоньо неплохой юноша. Только скромности ему не хватает, терпения. Пока этого не поймет, эскудеро не станет. Но… знаете, мне не понравилась ваша драка. Если бы я не разнял, вы могли проиграть. Это никуда не годится. Эскудеро должен быть сильнее пажа во всем и всегда. Не только сражаясь на мечах копьях или палках. Завтра. Да, завтра же я буду учить вас драться без оружия.
— О, спасибо! Спасибо, дон Иньиго!
И как он мог совсем недавно чуть ли не ненавидеть де Лару? Разве многие сеньоры обладают столькими добродетелями? Суровый и благородный, строгий и справедливый, сильный и честный. Несомненно, это удача — быть его оруженосцем.
— И еще, — продолжил де Лара. — Запомните: никогда и ничего не делайте без позволения, если на то нет нужды. Диего замечательный наездник… Я же не раз сетовал, что конь этот неукротим, как ураган — так и думаю его назвать, кстати. Вот Диего и вздумал угодить мне, а заодно покрыть себя славой. К чему это привело, сами видите, — он указал на искалеченные кусты, ограды и, нахмурившись, пробормотал: — Благо хоть сам мальчик цел остался… Не повторяй его ошибок.
На следующий день Хасинто не выдержал, рассказал другу о выходке Ордоньо и посетовал:
— В толк не возьму, чем я ему не угодил. Что ли рожа моя ему не нравится?
— Скорее твое положение при сеньоре. Он самый старший из пажей. Он даже старше меня. А все еще не эскудеро. Вот и злится. На меня тоже злился, но не так сильно. Клеветать по крайней мере не пробовал. Хотя это понятно… Мы с ним воспитывались вместе. А ты только приехал — и сразу оруженосец.
— Значит, в этом дело…
— Ага. Думаю, так. Но не волнуйся: позлится, привыкнет и перестанет.
— Хорошо бы. А на тебя-то вчера что нашло?
— Дурость, — он усмехнулся распухшими губами и с неохотой пояснил: — Дон Иньиго мне сказал как-то, что наездник я даже ему на зависть. И, мол, нужно меня отправить это… лошадей укрощать. Смеясь сказал. А я все равно… — он махнул рукой. — Да ладно, что теперь говорить!
Все же молодец Диего, что оправдываться не стал, а признал ошибку, как есть.
— Не огорчайся, — Хасинто ободряюще потрепал товарища по плечу. — Всякое бывает…
— Да я не огорчаюсь! Хорошо хоть зверюга этот меня зубищами за шоссы не потаскал. То-то бы позор был!
Охота на кабана, приключение Диего и ссора с Ордоньо оказались единственными памятными событиями за месяц. Остальные дни протекали размеренно: утреня, тренировки до полудня, работа, вечерня, прислуживание за трапезой.
А потом с сеньором случилось что-то непонятное. Таким Хасинто его еще не видел.
С утра он и Диего поджидали дона Иньиго неподалеку от замка: он говорил, что в этот день с ними позанимается. Когда де Лара показался, они шагнули ему навстречу, но сеньор грубо оттолкнул и его, и Диего.
— Прочь! — прорычал он и ушел куда-то в сторону часовни.
Когда де Лара отдалился, товарищ пробормотал:
— О нет… Только бы не как в прошлый раз…
— А что было в прошлый раз?
— Да то и было: сначала ходил мрачнее тучи, потом уехал. С Гонсало и некоторыми кабальерос. А вернулся еще мрачнее, даже в пиршественный зал не выходил. Да вообще никуда не выходил! Так и сидел в опочивальне. Только и приказывал, что еду принести или вино. И упаси Господь о чем-нибудь его спросить! Рычит! А если еще переспросить осмелишься, так вовсе… ну… это… — он указал на свое лицо.
— Но почему?
— А я знаю? Догадываюсь только… Наверное, все из-за той беды…
— Какой беды?
— Ох, не здесь, — вздохнул Диего. — Идем… не знаю… на площадку. Раз сеньор не в духе, сами потренируемся. Там и расскажу.
Глава 4
Они еще не дошли до площадки, а Хасинто уже не выдержал:
— Ну? Так что за беда?
— Любопытный ты, однако.
В черных глазах засверкал, заискрился смех. Ох, как не вовремя Диего решил поддразнить! Ведь под «бедой» могла подразумеваться смерть Мариты.
— Я думал побольше узнать о сеньоре, ибо мне еще не один год ему служить. Потому и спросил. Если ты счел это за праздное любопытство…
— Да ладно, не обижайся. Я пошутил. Ну так вот… Беда эта… Нет, давай все же не на ходу. Сначала дойдем, — он махнул рукой и умолк.
Жаль. Хасинто может сколько угодно изнывать от нетерпения, но нельзя снова торопить приятеля с ответом, иначе тот воспримет это, как недостойную навязчивость, и будет прав.
Лишь когда они оказались на месте, Диего повернулся лицом к Хасинто, прислонился к плетню и заговорил: