Хасинто сполз с лошади, скрипя зубами от боли. За ним спрыгнул и спаситель.
— Что это с вами? — спросил он.
— Ничего страшного. Руку слегка повредил. Пройдет.
По крайней мере, хотелось в это верить. Лишь бы не перелом: кости не всегда срастаются как надо. Это ушиб можно залечить, а вывих — вправить.
— Хорошо, что сами живы, — хмыкнул Гонсало, снимая шлем и подшлемник.
Хасинто думал сделать то же самое, но правая рука отказывалась подниматься, а управиться только левой было непросто.
— Я помогу, — сказал Гонсало и стащил с его головы шлем.
— Спасибо. И за то, что спасли, тоже спасибо. Благослови вас Бог.
— Вы дороги сеньору, а у меня была возможность помочь. Жаль, другому не получилось. — Он почесал блестящую от пота макушку и, нахмурившись, повторил: — Жаль, но там это было не в моих силах. И хоть он не особенно ко мне благоволил, а я все-таки… не знаю… попривык к нему, что ли? Привязался по-своему. Даже странно… Ведь сколько таких эскудерос на моей памяти было?! Ну, таких, с благородной кровью. Одни уже рыцари, другие — покойники.
Хасинто едва вникал в слова Гонсало. Сейчас, когда битва закончилась, ярость и страх утихли, дыхание выровнялось, зато боль стала нестерпимой. Руку тянуло вниз так сильно, будто вот-вот вывернет из сустава, будто она весит, как десяток кольчуг. Он попытался прижать ее к груди и едва не взвыл. Нет уж, пусть лучше висит, нужно пореже ее беспокоить. А еще найти себе важное, очень важное занятие, чтобы отвлечься. Например, помочь тем воинам, кто ранен сильнее, чем Хасинто. Или, может, сеньор даст какое-то поручение. Неважно. Лишь бы забыть о собственных муках. Ведь умудрился же он несмотря на них участвовать в бою.
Гонсало вздохнул и пробормотал:
— Да… Я буду скучать по Диего.
Хасинто будто чем-то тяжелым ударили. Колени задрожали, голова закружилась, левое веко задергалось.
— Что?.. Диего?.. — Вот и ослабла боль в руке. Но какой ценой?! Да лучше бы он катался по земле, вопил и плакал! — Что с ним?.. Где он?! Где Диего?!
— Где-то… — протянул Гонсало. — Как и многие. Где-то здесь, на поле. Сарацинский дьявол пробил его кольчугу, проткнул живот, Диего с лошади упал. Тогда я и видел его в последний раз.
Нет… Только не это. Друг погиб… Почему?! Ну почему Господь это допустил?! Не слишком ли многих он забрал к себе за неполные два года? Отец, Марита, теперь Диего… Нельзя роптать, но удержаться невозможно.
— Я тоже упал с Валеросо… Но я же не умер…
— Ну так и живот вам не проткнули. Вам повезло. Диего повезло меньше.
Хасинто и сам все понимал, но так и подмывало воскликнуть: а вдруг он всего лишь ранен?! Не хотелось прислушиваться к жестокому разуму, говорящему: после такой раны не только не выживают — от нее умирают долго и в страданиях.
— Почему… Ну почему такое случилось?!
— Всевышний его знает… — Гонсало пожал плечами. — Да, Диего жаль, но главное, что дон Иньиго жив. — Он огляделся и спросил: — Раз уж вы ранены, то, может, постоите пока здесь, присмотрите за Милитанто? А я пойду, узнаю у сеньора, какая помощь нужна.
В груди загорелась злость. Миг — и стала такой жгучей, что, казалось, сожжет самого Хасинто.
— Я не собираюсь тут стоять, — процедил он. — Сами следите за своим Милитанто. А мне нужно Диего найти. Но вам не понять. Вы… — он запнулся и с презрением бросил: — Вы другой!
Гонсало отпрянул, вскинул брови вроде как в удивлении, а шрам на его лице покраснел и изогнулся. Словно полураздавленный дождевой червь! Хасинто не стал дожидаться, пока этот простолюдин, этот кабальеро-виллано опомнится и что-то ответит — сразу бросился прочь.
Позже, когда метался по полю, разыскивая друга, из глубин души с робким укором выглянула совесть. Она говорила: ты нагрубил своему спасителю и едва не оскорбил его. Разве на языке не вертелось уничижительное «виллан»?
Совесть, правда, быстро спряталась, обожженная гневом. Гонсало сам виноват! Эти его слова: Диего жаль, но главное, что дон Иньиго жив! Разве можно такое говорить? Да, благо, что с сеньором все хорошо, но это прозвучало как: жаль, что де Лара копье сломал, зато сам цел.
В нос били запахи крови, железа и размазанной по земле травы, солнце слепило глаза и освещало изломанные трупы. Столько мертвых! С посиневшими лицами, с раздавленными руками и ногами, с рассеченными головами. Многие кони бродили без всадников… Интересно, где Валеросо, жив ли? Он выяснит это позже. Сейчас важнее найти Диего. Вообще-то он должен быть недалеко, ведь они сражались в одном отряде. Хасинто всматривался в каждого лежащего воина, будь то убитый или раненый. Со всех сторон на кастильском и сарацинском доносились стоны и крики, проклятия и молитвы.