Хасинто во все глаза смотрел на сеньора, и сердце то замирало от жалости, то колотилось, как сумасшедшее.
Нужно, наверное, что-то сказать. Или, напротив, лучше помалкивать…
Де Лара, впрочем, не обращал на своего эскудеро ни малейшего внимания. Прошелся по опочивальне — от кровати к окну, от окна к полыхающей углями жаровне. Потом замер посреди комнаты, резким движением встрепал волосы и, сцепив руки в замок, прижал их к подбородку.
До этого дня рядом с сеньором Хасинто чувствовал себя наивным, неопытным, неразумным. Положа руку на сердце, он и впрямь иногда говорил или делал глупости. Де Лара же казался мудрым наставником, который никогда не ошибается и всегда знает, что правильно, а что нет. Теперь выходило наоборот: Хасинто смотрел на происходящее ясным взглядом, а дон Иньиго заблуждался. Но разве кто осмелится сказать ему об этом? Точно не Хасинто! Лишать господина надежды, пусть ложной, слишком тяжело. Жестоко. Да и все равно он не прислушается. Наверняка близкие вассалы и Гонсало уже пытались открыть ему глаза. По-другому быть не могло. Видимо, де Лара просто не внял их словам. Доводы юноши-оруженосца для него тем ничего не будут значить. Эх, был бы жив отец! Ему бы сеньор поверил…
С другой стороны, кто знает: вдруг Пресвятая Дева явит чудо? Чудеса хоть редко, а случаются. Все во власти Божьей. Может, Всевышний все-таки вернет сеньору сына? Хочется верить, что де Лара хотя бы представляет, где и как его искать. Неспроста же ищет именно в Аль-Андалусе, а не в Леоне-Кастилье. Ему хотя бы известно, что тогда случилось, а Хасинто слышал лишь домыслы. Даже имени мальчика не знает. А ведь это сын не только де Лары, но и Мариты! Давно нужно было поинтересоваться у Диего, бедного Диего… Но сначала он стеснялся, а позже такой вопрос выглядел неуместным. Спрашивать сейчас у сеньора тем более неуместно. Если только сделать это осторожно…
— Я буду молить Пречистую Деву, чтобы она вернула вам сына. И чтобы он оказался в добром здравии. Но… — Хасинто потупился, а смущение даже изображать не пришлось. — Увы, я не знаю его имени…
Несколько мгновений де Лара молчал, затем приглушенным голосом ответил:
— Рикардо… Его зовут Рикардо Иньигес.
Взгляд сеньора помутнел, затуманенный горечью.
Так хотелось чем-нибудь помочь! Но что Хасинто мог сделать? Разве что вместе с Иньиго Рамиресом верить в чудо. Вот если бы знал, как все случилось на самом деле, может, в голову пришли бы полезные мысли.
— Дон Иньиго, если я еще чем-то могу помочь, кроме молитвы…
— Ты можешь, — голос прозвучал буднично. — Принеси пергамент и чернила. А потом запиши мой ответ.
На лице де Лары не осталось и следа боли, надежды, растерянности. Он казался спокойным, но вряд ли был таким на самом деле. Несложно догадаться, что на самом деле скрывалось под внешней невозмутимостью.
— Я все принесу. Но, простите, я не умею писать левой рукой.
— Верно. Я не подумал. Тогда отыщи ибн Якуба. Того лекаря. Пусть он все принесет и запишет. Тем более сарацин лучше знает, как говорить с сарацином.
— Да, сеньор. А где его искать?
— Не знаю. Просто найди. Если не получится, то приведи какого-нибудь падре.
— Хорошо.
Хасинто вышел за дверь и сломя голову помчался по коридору к узкой витой лестнице. Он так спешил, что, спускаясь по ней, сбил с ног какую-то служанку. За спиной раздался вскрик, потом стон. Хасинто оглянулся: так и есть — девица упала на ступени и, видать, больно ударилась коленями и локтями. Ничего. Пройдет. Хорошо, что с лестницы не покатилась и шею не свернула. Не хватало еще быть виновным в ее смерти!
— О, извини, — бросил Хасинто и понесся дальше.
Лишь выбежав из замка, он остановился и перевел дух.
Нужно было понять, где искать мавра. Наверное, рядом с ранеными. Их держали в одном из гарнизонных жилищ, но в каком именно, Хасинто не знал. Не интересовался, ведь навещать там было некого. Диего погиб, рана Фернандо оказалась неопасной, и о нем заботились товарищи, а не лекари.
Ибн Якуба он отыскал на удивление быстро. Правда, не возле раненых, а рядом с мавританским посланником. Они стояли под оливой и о чем-то беседовали на своем, измаильтянском языке. Странно, что им позволили, ведь лекарь-неверный мог выболтать то, что пришлому сарацину знать не следует.
Хасинто приблизился, и врачеватель тут же повернулся к нему.