— Чинто! ты вообще слушаешь?
— Что? А, да, конечно. Просто задумался.
— Ясно, — хмыкнул де Лара. — Ну, я давно предупреждал, что хуглар из меня никудышный.
— Я слушал! Правда, слушал.
— Хорошо. Но все же повторю на всякий случай — я рассказал про ибн Якуба только для того, чтобы ты не надумал лишнего. А то еще приметшься за ним следить, — он потер подбородок и, прищурившись, пронзил Хасинто взглядом. — И еще вот: всё, что ты слышал в этих покоях, здесь же должно остаться. Послание, мой ответ, история лекаря — всё, понимаешь?
— Конечно, дон Иньиго, я понимаю. Клянусь никому ничего не говорить.
— Я верю.
Де Лара поднялся, взял со стола футляр с посланием и двинулся к двери. Хасинто вскочил следом.
— Сеньор!
— Что? — он обернулся.
— Почему ибн Якуб до сих пор не принял истинную веру? Столько лет прошло!
— Не знаю, Чинто, — де Лара пожал плечами. — Меня тоже это огорчает. Но таков был уговор: ибн Якуба не должны крестить насильно. Только если он сам захочет. Но тогда его дядя обещал от него отречься. Может, это и останавливает нашего мавра. И еще: пока что он верно мне служит. Но если я заставлю его принять Христа против воли… Как знать, останется ли он верным? Так что, пока мне это не мешает, пусть молится своим бесам.
Больше не задерживаясь, де Лара ушел. Он не дал никакого поручения, но возвращаться к Алваресу Хасинто и не думал.
Рука болела все сильнее, в голове роились мысли сразу обо всем и всех: о сеньоре и его сыне, ибн Якубе и зелье, грехе вожделения и Марите. И о Диего. Вот бы поболтать с ним, обсудить мавританских посланников, Алвареса, дона Иньиго… Пока друг был жив, Хасинто не подозревал, что будет так по нему скучать. Как же его не хватает! Перекинуться бы с ним взглядами и — как это часто случалось, — понять, что думают об одном и том же. Или поспорить, кто из них раньше станет рыцарем, кто доблестнее и сильнее… Хасинто злился, когда Диего хвастал мастерством в шахматах. А сейчас многое бы отдал, чтобы услышать насмешливое: «Да ты меня никогда не победишь. А все потому, что я умнее. Хоть и не могу читать».
Конечно, путь воина — это путь к смерти. Диего, увы, слишком быстро его прошел. Может, и Хасинто идти осталось недолго. Лишь Господу это ведомо…
Глава 7
Закончилась вечерня. Шаги и голоса смолкли, и на окутанное мягким сумраком помещение опустилась тишина. Ее нарушали только шелест одежд послушника, подливающего масло в лампады, и завораживающий шепот: это два мужа задержались в церкви и, преклонив колени, молились.
Хасинто также не спешил покидать божий дом. Здесь глухая тоска превращалась в светлую печаль, здесь отступали сомнения и тревоги, а душа становилась прозрачной и чистой, как родник в Кантабрийских горах. Густой, тяжелый запах ладана успокаивал, приводя в порядок мысли. Казалось, будто здесь нет времени, нет смерти и страданий — только вечность и умиротворение.
Хасинто опустился на колени и, закрыв глаза, начал молиться. За упокой Диего и Мариты, за сына де Лары и за себя — да спасет Господь от греха прелюбодеяния, да оградит от греховных помыслов и убережет от дьявольских соблазнов!
— Хасинто, — раздался громкий шепот.
Все. Божественное волшебство растаяло. Время снова понеслось вскачь, как конь к обрыву. Сияющий сумрак превратился в обычный полумрак, а лампады больше не горели, а теплились и чадили, едва разгоняя тьму. В мутно-желтом свете лениво кружилась жирная пыль.
Как некстати Хасинто отвлекли от молитвы!
Он обернулся. Оказалось, это Гонсало его прервал: он стоял неподалеку от входа и жестом указывал на дверь. Наверное, сеньору что-то понадобилось. Нет других причин, по которым в столь поздний час оруженосец явился бы за Хасинто.
Хотя странно… Что нужно Иньиго Рамиресу от немощного, который даже на тризне прислуживать не в силах? Тем более что она, вероятно, быстро перейдет в пир. Все-таки победа! Будет много вина и еды. Одной рукой не управиться. Хасинто, конечно, спросил у сеньора, может ли быть чем-то полезен, но тот покачал головой и ответил: