Перед глазами поплыл туман, в нем растворились мысли и чувства. Как во сне Хасинто отошел от дона Иньиго и Нуньо Маркеса.
Вернулся Манрике, потрепал за плечо. Наверное, хотел приободрить. Спасибо ему, конечно, но сейчас в этом нет смысла. Что такое печаль по другу и обида на донью Раймунду против горя родителей? Ничто! Как ничто медный грош по сравнению с золотом.
Проклятые мавры! Теперь он не жалел, что убил сарацинского выродка! Пусть его отец и мать так же страдают по сыну, как идальго Маркес с женой!
— Уйдите! — приказал Иньиго Рамирес. — Оставьте нас с идальго вдвоем.
Все послушались. Манрике и второй рыцарь поплелись вниз по лестнице. Хасинто же спустился до поворота, а там прислонился к стене. Нужно дождаться сеньора.
Ждать пришлось долго, и вот уже он не стоял, а сидел на ступеньках.
Его мыслями — впервые за год — всецело завладела матушка. До сих пор он редко вспоминал о ней и почти не скучал. Один раз получил от нее письмо, честно собирался ответить и — забыл. Конечно, столько всего случилось! Марита. Клятва оруженосца. Новые обязанности. Тренировки. Охота. Война. Сеньор и поиски его сына.
Матушка, наверное, тревожилась, не получив ответа на послание, но второе отправлять не стала. Может, решила, что негоже отвлекать повзрослевшего сына от службы: он лучше знает, что делать и когда отвечать. Матушка давно ни к чему его не принуждала — с тех пор, как он в возрасте семи лет перешел из-под опеки женщин под начало отца и других мужчин. Она не вмешивалась в его воспитание, не ругала, не поучала. Правда, укор в ее взгляде значил для Хасинто не меньше, чем гнев отца. Лишь когда Варгас-старший погиб, матушка взяла судьбу сына в свои руки и… отправила его в монастырь. Раньше Хасинто злился, думая, что она гадину-Пилар послушала. Теперь понимал ее поступок.
У отца был уговор с де Ларой, что тот возьмет Хасинто в оруженосцы. Но отец погиб. Сначала был траур, потом сеньор ушел воевать. Держать же отрока четырнадцати лет в родовом замке и без наставника было неправильно. Тут-то и вспомнились разговоры Пилар о монастыре. Матушка могла отдать Хасинто на службу к другому сеньору, попроще, но, похоже, решила дождаться, пока рико омбре выполнит свое обещание. Де Лара и выполнил. Правда, лишь через два года. Наверное, сделал бы это раньше, но сначала женился, затем потерял жену и сына. Ясное дело, ему было не до оруженосцев. Главное, что сеньор все-таки призвал Хасинто на службу, не забыл. Матушка была права, решив ждать.
Может, она рассуждала не так, как он представлял, но приятнее думать, что именно так.
Бедная… Каково ей сейчас? Она не знает, цел сын или покалечен, жив или мертв. Явись к ней дон Иньиго с тем известием, с каким явился к донье Раймунде, как бы она себя повела? Вряд ли стала кричать, рыдать. Она — другая. Кроткая, сдержанная, мудрая. По ее лицу текли бы слезы, но ни одного обвинения не сорвалось бы с уст.
Как тогда, когда погиб отец…
Она занималась тризной, привечала рыцарей. Она говорила — и молчала. Ни слова о себе и своем горе. Такая смиренная — и такая стойкая!
Хасинто все равно чувствовал: она еле сдерживалась, чтобы не убежать и не разрыдаться.
В ту ночь он пришел в ее покои. Это было непозволительно, ведь он уже не ребенок, а почти мужчина. Но его и матушку тогда не беспокоили приличия. Она уткнулась лицом в его колени и разрыдалась. Хасинто гладил ее по голове и тоже плакал.
Все же он по ней скучает! По ней, по Санчито — по дому! На миг показалось, что готов все бросить и отправиться в родовой замок! Хорошо, что лишь на миг. Он не может — и не хочет! — оставлять сеньора. Даже ради матушки. Потому что война Иньиго Рамиреса — его война. Боль — его боль, и радость — его радость.
Словно в ответ на мысли, за спиной раздались шаги и голос де Лары:
— Идем, Чинто.
Хасинто вскочил, обернулся. Сердце ухнуло и, неспокойное, заколотилось. Слова вырвались прежде, чем он решил, стоит ли их произносить:
— Дон Иньиго! Клянусь: я не трусил! Не прятался за Диего! А промолчал потому… Потому что…
— Я знаю, — откликнулся де Лара. — Знаю. Не нужно клятв. — Он приобнял Хасинто, сжал его плечо и добавил: — Молодец, что промолчал, амиго.
Сеньор впервые назвал его другом! Из-под вязкого слоя тревоги и горечи пробилась отрада, а по телу прокатилась теплая волна.
Дон Иньиго довел Хасинто до выхода из замка, так и не убрав руку с его плеча, и это было приятно.
— Внутри, надо думать, места уже не хватит, — сказал он. — Поищи ночлег на подворье. Спроси в гарнизоне или на конюшне.
— Да, сеньор. Я найду, где переночевать, не беспокойтесь.