— Я и не беспокоюсь. А вот тебя явно что-то тревожит. Что?
Он отпустил Хасинто, встал напротив и вопросительно приподнял брови.
— Ничего.
— Не лги, у тебя не получается. Слова доньи Раймунды так сильно задели?
— Задели… Но я понимаю, почему она так говорила. Я не из-за нее…
— Из-за чего же?
Решиться на откровенность? Промолчать? Но тогда сеньор, чего доброго, подумает, будто Хасинто ему не доверяет.
— Я волнуюсь о матушке. Она не знает, жив я или нет.
— Она знает.
— Как?!
— Я написал ей. То есть, конечно, не я. Падре записал с моих слов. Надо было сказать тебе об этом раньше, но я, признаюсь, забыл. Гонец к донье Леонеле отправился еще когда мы были в Эстремадуре. Так что она знает и что ты жив, и что хорошо сражался. А завтра в Тручас двинутся ваши вассалы и…
Хасинто не дал ему закончить. Опустился на колено, припал к сеньорской руке и забормотал:
— Спасибо… Спасибо, сеньор…
— А ты и впрямь за нее волновался… — протянул де Лара и поднял его за плечи. — Может, тебе стоит ее навестить?
— Мне достаточно знать, что она в спокойствии. А я ваш эскудеро и должен…
Де Лара фыркнул.
— Неделю я без тебя обойдусь. А ты съезди в Тручас, передай донье Леонеле мое почтение и восхищение. Не сейчас, конечно. Сначала в Кабрелес вернемся, а там видно будет.
Конец весны выдался непривычно знойным. Словно и не весна вовсе, а разгар лета. Что ни тренировка, так пот лил ручьем, щипал, разъедал кожу. Казалось, от него вот-вот доспехи заржавеют. Сеньор, несмотря на жару, не щадил: с утра до вечера заставлял бегать в кольчуге, в ней же скакать на коне, биться со столбами, с Гонсало, с ним самим, с пажами.
Наверное, скоро де Лара сделает кого-то из пажей оруженосцами. Лишь бы не мерзавца Ордоньо! Правда, сейчас гаденыш не цеплялся к Хасинто. Пажу не дозволено спорить с тем, кто прошел крещение войной. Даже Ордоньо это понимал, хотя косился с прежней злобой.
После одной из изнурительных тренировок дон Иньиго позвал Хасинто плавать. Ничего ужаснее и представить нельзя! Руки и без того тряслись от перенапряжения, ноги болели, чуть не подкашивались, к тому же воду он терпеть не мог. Жаль, невозможно отказаться. Сеньор ведь неспроста так много времени его тренирует, порой доводя до изнеможения. Зато почти освободил от повседневных дел. После возвращения в земли де Лара Хасинто лишь трижды прислуживал за трапезой, а псами и лошадьми вовсе не занимался. Эти обязанности всецело легли на пажей. Почему так, он догадывался: в следующей битве ему с самого начала предстоит сражаться рядом с доном Иньиго, а не торчать позади войска. Эта честь стоит того, чтобы превозмогать себя каждый день, каждый час. Нельзя разочаровывать сеньора! Пусть видит — его эскудеро силен, вынослив и готов к трудностям.
— На озеро, так на озеро, — сказал он с показной бодростью.
Может, де Лара все-таки не станет сильно мучить — по крайней мере, не заставит плавать в кольчуге? Тем более солнце ползет к закату, а Хасинто за сегодня лишь дважды снимал доспехи и выпускал оружие из рук — только чтобы сходить на кухню и поесть. Иньиго Рамирес не может этого не знать.
Кровавое закатное озеро уже давно не пугало и не казалось адовым пеклом. Хасинто даже научился видеть в нем красоту, о которой так часто говорил дон Иньиго.
Когда же солнце нависало над горной грядой, но не касалось ее, порыжелые лучи высвечивали и выделяли пятно на скале так четко, что было видно: никакая это не корова и тем более не баран, а самый настоящий бык. Тот, которого сеньор показывал год назад. Toro de piedra…
— Ты это зачем взял? — спросил де Лара, стоило Хасинто спешиться и снять с седла поеденную ржой кольчугу.
— А что, не нужно? Вы сказали, мне надо сплавать.
— Не тебе, а нам. День выдался знойный. Освежимся. А железо ни к чему, ты и так устал. Чего доброго, тяжесть ко дну утянет.
— Хорошо, сеньор, — Хасинто снова приторочил кольчугу к седлу. — Сколько времени нужно плавать?
Де Лара пожал плечами.
— Да сколько хочешь. Ты, похоже, не понял: мы сюда просто так пришли. — Он стянул ботинки, чулки со штанами и блио, оставшись в нижней рубахе. — Это не тренировка. Можешь вообще в воду не заходить, а дождаться меня на берегу.
Ну уж нет! Хоть сеньор сказал, что необязательно лезть в озеро, но пусть знает, что Хасинто не станет отсиживаться, несмотря на усталость!
Быстро сбросив с себя все, кроме камизы, он первый бросился в воду и — поразительно! Наслаждение! Нежный холод успокаивал раздраженную кожу, смывал пот, обволакивал тело. Хасинто застонал от удовольствия. Дон Иньиго засмеялся, крикнул: