— Я завидую! — и тоже плюхнулся в воду.
Обдав лицо Хасинто мириадами брызг, поплыл и быстро его обогнал. Похоже, сеньору нравилось плавать не только после тренировок. Иначе как бы он научился так хорошо держаться на воде? Разгребая ее сильными руками, резкими взмахами, легко добрался до противоположного берега. Хасинто и не надеялся догнать, тем более перегнать сеньора и бултыхался посередине озера — он вообще неуверенно себя чувствовал без тверди под ногами. Завидев же, что Иньиго Рамирес двинулся обратно, тоже повернул к земле. Освежился — и чудно. Хватит. К тому же солнце почти закатилось.
Хасинто выбрался на камни и отошел от берега. Отдышавшись, повернулся к озеру и… не увидел де Лары. Темная гладь была мертвенно-спокойной. Сердце ухнуло, в груди похолодело. Несколько мгновений он вглядывался вдаль: может, удастся разглядеть черноволосую голову, или мелькнут его руки, разгребающие воду.
Пустота.
— Сеньор! — завопил он. — Дон Иньиго!
Эхо вторит «и-иго-о, и-иго-о». Вода с утробным чавканьем бьется о камни — плюх-плеск-хлюп — вот-вот сожрет, утянет в ненасытное чрево!
— Сеньор!
Кончики пальцев дрожат, по телу разливается ледяной страх.
— Дон Иньиго!
Нет мыслей, кроме одной: броситься в ненавистное озеро! Найти! Спасти!
Он ринулся к воде, уже собрался прыгнуть в нее, но что-то холодное и мокрое коснулось ступни. Хасинто вскрикнул и отскочил.
Это не «что-то» — это пальцы де Лары. Сеньор вынырнул и, опираясь о камни, вышел на берег.
Жив! Не утонул! Беда миновала! Слава Господу! От облегчения и радости чуть ноги не подкосились.
— До чего хорошо… — выдохнул де Лара.
Хорошо?! Значит, он довольный, сукин сын! Сволочь! Врезать бы!
Из груди вырвались хрипы: не то ярости, не то обиды.
— Чинто, что с тобой? — Иньиго Рамирес принялся выжимать воду из волос и камизы.
— Ненавижу…
— Чего?!
Сеньор аж замер, перестав скручивать подол рубахи, и вскинул ошарашенный взгляд.
Вот бы его ударить! Сначала ударить, а потом обнять и сказать, как рад видеть его живым!
— Ненавижу!
Как он посмел сказать такое?! Почему язык оказался быстрее разума?!
Хасинто рухнул на одно колено. Кажется, разбил его до крови, но сейчас это не имело значения.
— Простите, пожалуйста, простите, дон Иньиго! Я не хотел… Я не всерьез. Но вас видно не было. Я кричал, звал, а вас не было. Я испугался… сильно. А потом вы сразу оказались у берега, и я…
— Ладно, можешь не продолжать, — Де Лара положил руку на его голову и пробормотал: — Я слишком люблю плавать. Под водой тоже. Это странно, знаю. Я должен был предупредить. Не подумал. Моя вина. Не хотел тебя пугать. Встань же.
— Вы… не злитесь?
— На твое «ненавижу»? Нет, конечно. Оно ведь значило совсем иное. Почти противоположное. Встань. — Хасинто послушался. — А теперь переоденься в сухое. Дни жаркие, вечера прохладные. Простуженный эскудеро мне ни к чему.
Дон Иньиго, словно подавая пример, надел штаны с чулками, снял мокрую камизу. Тут Хасинто и заметил на его груди два бугрящихся шрама и совершенно неприлично на них уставился. Они были уродливы и — красивы: они говорили о воинской доблести. Сеньор проследил за его взглядом, затем провел пальцами по одному из рубцов и сказал:
— Да, это те самые. От бычьих рогов. Говорю же: до смерти останутся. Напоминание… — он усмехнулся и натянул сухую рубаху. — А ты что застыл? Я же сказал: переоденься.
— Да, сейчас.
Хасинто наконец оторвал глаза от сеньора и подошел к сваленной на берегу одежде. Только оказавшись в сухой рубахе, осознал, что и впрямь замерз. Хорошо, что захватил с собой плащ. Тем более что дон Иньиго и не думал сразу возвращаться в замок. Он уселся на еще теплые камни и устремил взгляд на скалы, почти черные — только у подножия плыл призрачно-белый туман, да на верхушках отплясывали багряными искрами последние лучи. Сеньор улыбался, лицо его казалось безмятежным, даже счастливым.
Плескалась вода, теперь ласковая, а не хищная, перекатывалась и шелестела галька, шуршал тревожимый ветром прошлогодний рогоз. Звуки убаюкивали, а тихая радость сеньора наполняла душу Хасинто спокойствием и, одновременно, зыбким и до странности приятным волнением.
— Я счастлив, когда вы такой… — прошептал Хасинто.
— Какой?
— Ну, не знаю… умиротворенный? Вот как это озеро в солнечный и безветренный день.
— Тебе бы хугларом быть, — рассмеялся де Лара и посмотрел на Хасинто. — Говоришь, как поешь. Ничего я не это… как ты там сказал? Умиротворенный? Слово-то какое выбрал! — он снова засмеялся. — Просто сегодня у меня такое чувство, будто только что вернулся домой. Даже о неудачных поисках забыл.