Хасинто промолчал. А что сказать, если у него и у сеньора разные воспоминания о Гарсии Варгасе? Он помнил вечно хмурого, строгого мужчину, которого боялся, любил и всегда старался заслужить его одобрение. Правда, на похвалу отец был скуп, да и байками о воинской жизни не баловал, хотя нередко сражался то с сарацинами, то с мятежными вассалами, причем часто под стягом того же де Лары.
Хасинто всегда с нетерпением ждал его возвращений с войны. Ждал с надеждой, что отец наконец заметит, сколь многому научился сын — и всякий раз обманывался в ожиданиях. Может, Варгас-старший и замечал успехи Хасинто, только никак этого не показывал. Нельзя сказать, что отец не выполнял свой долг, нет. Он учил ездить верхом, обращаться с оружием, носить доспехи, охотиться, а еще по нескольку дней жить почти без еды. И ведь хорошо учил! Но не хвалил никогда. Даже ни разу за плечо одобрительно не потрепал, не улыбнулся ободряюще. А Хасинто все равно хотел видеть этого угрюмого мужчину как можно чаще. Пусть перед ним он робел, но ему же и радовался.
Отец… Смуглый, с густо-черными волосами, бровями, бородой. У Хасинто кожа и волосы того же цвета, что у него, и глаза такие же — серые в зеленую крапинку. Отец как-то рассказывал, что такой цвет иногда появляется в их роду из-за того, что далекий предок Варгосов взял в жены золотоволосую голубоглазую красавицу-принцессу с далеких северных островов. Правда это или нет, на самом деле не знали ни отец, ни даже дед, погибший еще до рождения Хасинто.
— А мой отец? С ним вы давно познакомились? — унять любопытство так и не удалось.
— В походе к Нуэво-Балуарте. Я тогда почти мальчишкой был, недавно в рыцари посвященным. Сначала мы поссорились, а потом… Он убедил меня, что я ошибаюсь — и простил мою ошибку. Потом мы подружились…
Узнать бы, что это за ошибка такая! Увы, спрашивать еще и об этом дерзость, недопустимая для эскудеро, пусть даже будущего.
Иньиго Рамирес помолчал и продолжил:
— Его смерть — настоящее горе… Такое неожиданное. Рана-то была неопасна, просто загноилась. А вокруг — пустошь, вода почти закончилась, еще и жара… Он у меня на руках умер. Последние его слова были о семье: он просил позаботиться о вдове и сиротах.
Ну конечно, вот отчего де Лара хоть и тянул до последнего, а все-таки его призвал! Просто выхода не было: опекать семью погибшего вассала — долг любого сеньора, тем более, если вассал приходился еще и другом. Теперь Иньиго Рамиресу приходится изображать дружелюбие, хотя на самом деле будущий оруженосец ему неприятен. Наверняка из-за Мариты. Может, де Лара как-то узнал об их любви, может, возлюбленная плакала, выходя замуж, и он вынудил ее открыть причину? Это объясняет, почему он прячет жену, даже не говорит о ней.
Ненавистный! Дон Иньиго отнял не только Мариту, но и отца. Для дона Иньиго Варгас-старший оказался добрым и милостивым наставником, каким никогда не был для родного сына. Дон Иньиго принял его последний вздох, услышал последние слова. Дон Иньиго схоронил его, а Хасинто даже не знал, где могила: прах отца остался на чужбине, лишь меч и щит вернулись в родные земли. Их привезли рыцари, что воевали с ним вместе — так матушка сказала. Сам Хасинто этого не видел — он тогда был на охоте вместе с одним из наставников и рыцарями. Когда получил горестную весть, то сразу помчался домой, но успел только к заупокойной службе.
— Я тоже по нему скучаю… — пробормотал Хасинто, глядя на опустевший кубок, на гранях которого причудливо играли отблески пламени, сплетались и расплетались тени.
Глава 2
Хасинто проснулся под колокольный звон, возвещающий о молитве девятого часа[9]. Распахнул глаза и не понял, где находится. Голова болела. Наверное, после вина…
Вина? Какого вина?..
Как ошпаренный, он вскочил с кровати.
Ну надо же так осрамиться: не услышать ни гудка рассветного рога, ни колоколов, созывающих к обедне! Mierda! Как можно в первый же день показывать себя балованным мальчишкой, просыпающимся заполдень!