Художник: 空口说白头
Сегодня Чу Ваньнин… из-за чего он так разозлился?
Неужели только из-за того, что Ши Мэй тайком пробрался в Павильон Алого Лотоса и захотел помочь ему привести в порядок библиотеку?
Мо Жань подошел к кровати и, презрительно закатив глаза, наклонился к уху Чу Ваньнина, чтобы позвать его громким шепотом:
— Учитель?
— А?.. — тихо простонал Чу Ваньнин, еще сильнее прижимая к груди холодного механического воина. Похоже, он крепко спал, дыхание было ровным и глубоким; рука, в так и не снятой им металлической перчатке с острыми зубцами на кончиках пальцев, лежала на подушке возле его лица, напоминая выпущенные когти гигантского кота или леопарда.
Судя по всему, было непохоже, что Чу Ваньнин сейчас проснется. От одной мысли об этом сердце Мо Жаня екнуло, глаза опасно сузились, а губы растянулись в недоброй ухмылке. Почти прижавшись губами к ушной раковине Чу Ваньнина, он попробовал позвать его более низким голосом:
— Учитель, пора вставать.
— …
— Учитель?
— …
— Чу Ваньнин?
— …
— Смотри-ка, и правда крепко уснул, — обрадовался Мо Жань и устроился рядом. Опираясь рукой на его подушку, он с улыбкой вгляделся в лицо спящего мужчины. — Просто замечательно, прямо сейчас я воспользуюсь случаем и расплачусь с тобой за все.
Даже не подозревая, что с ним хотят свести счеты, Чу Ваньнин продолжал крепко спать. Его красивое лицо во сне выглядело как никогда умиротворенным и безмятежным.
Мо Жань постарался принять грозный и величественный вид. Но, к сожалению, он вырос в музыкальной труппе и в детстве не получил должного образования, так что все его знания были почерпнуты из болтовни рыночных торговцев и баек[12] уличных рассказчиков, поэтому составленные им высокопарные фразы выглядели как-то особенно нелепо и смешно:
[12] 话本 huàběn хуабэнь — китайская городская народная повесть, возникшая из устного рассказа и пересказа своими словами произведений классиков.
— Отважный смутьян из рода Чу, повинный в сокрытии правды от своего суверена, как смеешь ты смотреть свысока на прославленного в веках императора, ты… э… ты этот…
Он почесал затылок, не зная, что еще сказать. Даже после того, как он назначил себя императором, его лексикон в части ругательств не слишком увеличился. Как назло, сейчас ему на ум ничего, кроме «продажная шлюха» и «собака безродная», не приходило, но эти определения как-то уж совсем не подходили Чу Ваньнину.
Пришлось поломать голову, но все же, после долгих раздумий, он вдруг вспомнил одно выражение, которое частенько использовали сестрицы из музыкальной труппы. Хотя смысл его был довольно туманен, но звучало вроде очень даже неплохо. Браво сдвинув брови, он строго потребовал:
— Бессердечный мелкий сученыш, подлое ослиное копыто[13], ты признаешь свою вину?
[13] 驴蹄 lǘtí люйти «ослиное копыто»; подарить кому-то ослиное копыто — проклятие «на смерть»; также согласно китайским легендам, копыто черного осла эффективно против зомби (живых мертвецов).
Чу Ваньнин: — …
— Твое молчание этот достопочтенный принимает за признание вины!
Должно быть, даже сквозь сон услышав шум, Чу Ваньнин что-то нечленораздельно буркнул и продолжил спать в обнимку со своим механическим воином.
— Твое преступление не так просто искупить, так что в соответствии с законом этот достопочтенный приговаривает тебя… эм… приговаривает тебя к наказанию рта! Евнух Лю!
Только выкрикнув последнее слово, он осознал, что евнух Лю был человеком из его прошлой жизни.
Поразмыслив, Мо Жань решил, что ради расплаты за нанесенную ему обиду, он может и сам разыграть эту партию и, подражая заискивающему тону евнуха, сказал:
— Ваше Величество, ваш старый слуга здесь.
Затем, прочистив горло, он величаво распорядился:
— Немедленно выполняй приказ и накажи его.
— Слово Вашего Величества — закон.
Замечательно! Теперь, когда приговор был зачитан, горевший энтузиазмом Мо Жань, наконец-то, смог перейти к «исполнению наказания» и «пытке» Чу Ваньнина.
На самом деле так называемого «наказания рта» никогда не существовало, ведь это была выдумка Мо Жаня. Тогда как же исполнять это так внезапно придуманное им возмездие?
Когда-то известный как самый жестокий тиран и деспот своего времени, Мо Вэйюй со всей серьезностью подошел к делу и, прочистив горло, с холодным лицом и яростно сверкающими очами, медленно начал склоняться к застывшему, словно запорошенный снегом родник в горах, лицу Чу Ваньнина, с каждой секундой неотвратимо приближаясь к его бледным губам.