— Будь послушен, тогда будет хорошо нам обоим.
— Мо Вэйюй!
— Ой-ой, почему так зло кричишь на меня? Ты слишком холоден со мной… — Мо Жань не смог сдержать улыбки, облизывая мочку уха Ши Мэя. Руки его тоже не бездействовали и потянулись прямо к талии.
Шестнадцатилетний подающий надежды осел из прошлого Мо Жань действительно значительно уступал в наглости тридцатидвухлетнему ослу-ветерану, которым он был сейчас.
Лицо этого человека становилось бесстыднее с каждым днем!
Ши Мэй был напряжен, Мо Жань чувствовал, как он дрожит. Тело под его руками было приятно подтянутым и стройным, каждая мышца дрожала словно натянутая струна. Удивительное дело, казалось бы, такой нежный и хрупкий человек, однако мышцы его были пропорционально развиты и хорошо очерчены. Когда же он добрался до внутренних одежд, его желания стали еще более необузданными, а последняя сдержанность просто растворилась.
Ши Мэй тоже, наконец, достиг предела своего терпения.
— Мо Вэйюй! Ты ищешь смерти!
Раздался громкий хлопок, и взрыв мощной духовной энергии отбросил его в сторону!
Мо Жань был застигнут врасплох. Не в силах избежать наполненного яростью потока энергии, он перевернулся в воздухе и ударился о скалу на другой стороне источника, чуть не подавившись хлынувшей горлом кровью.
Ши Мэй вцепился в свою грязную растрепанную одежду и отскочил подальше. Золотая духовная энергия неистово потрескивала в его ладони, искры летели, отражая ярость в его глазах.
От удара у Мо Жаня закружилась голова. Он смутно чувствовал, что тут что-то не так.
— Тяньвэнь[3], явись!
[3] 天问 тiānwèn тяньвэнь «Спроси у Небес» — отсылка к стихотворению Цюй Юаня «Вопросы к небу».
С гневным ревом Тяньвэнь ответила на призыв, и в руке Ши Мэя появилась золотая ивовая лоза. Божественное оружие полыхало яростным огнем, золотые всплески то и дело пробегали по всей длине, узкие лезвия листьев угрожающе кружились в воздухе.
Мо Жань был ошеломлен.
С каких пор Ши Мэй может вызывать Тяньвэнь?
Эта мысль даже не успела уложиться в его голове, как Тяньвэнь яростно набросилась на него. В этой порке не было никакой сдержанности: хватило пары безжалостных ударов, чтобы плоть разошлась, и кровь презренного негодяя — Наступающего на бессмертных Императора — брызнула во все стороны. Если бы кто-то вроде Жун Цзю, пострадавшего от рук Мо Жаня, увидел эту сцену, то он бы несомненно рукоплескал и кричал: «Потрясающе! Сделай это снова! Избавь людей от этого зла! Делай это доброе дело каждый день!»
Под этим безжалостным шквалом жестоких ударов Мо Жань, наконец, пришел в себя.
Ши Мэй всегда такой деликатный — как это может быть он?
Такой опыт в порке людей... Кто еще это мог быть, кроме Чу Ваньнина?
Удары Учителя перестали быть такими сильными. Он остановился, чтобы потереть запястье и снова занес руку, собираясь возобновить экзекуцию. Мо Жань прислонился к камню и закашлялся кровью:
— Не нужно больше, если вы продолжите, я действительно умру…
Он выкашлял еще несколько кровавых сгустков, чувствуя, как его сердце проваливается в бездну. Это определенно была худшая из его неудач и самое черное пятно[4] на его героическом счету.
[4] 浓墨重彩的一笔 — штрих густым мазком (много туши на кисти): использовать густые чернила и цвет для описания какого-то значимого, привлекающего внимание и заметного, события. Из 18-й главы книги Лю Цзяньвэя «Эпоха героев».
Почему, черт возьми, это был Чу Ваньнин?
И почему у Чу Ваньнина лицо Ши Мэя, и даже его голос звучал точно так же?
Тяжело дыша, он вытер кровь с уголка рта и поднял глаза. Может быть, из-за «целительных» побоев, или оттого, что лекарство, на которое расщедрился Чу Ваньнин, наконец, начало действовать, но, когда он поднял голову, человек перед ним больше не был Ши Мэем.
Чу Ваньнин с довольно холодным лицом, но кипящим от с трудом контролируемой злости взглядом стоял под деревом. Его фигуру буквально окутала темная яростная аура, глаза, будто две молнии, пронзали Мо Жаня насквозь.
Его холодный и безжалостный облик не мог не ужасать, но…
Мо Жань несколько секунд смотрел на него.
И обнаружил, что его Учитель... выглядит безбожно возбуждающе посрамленным.
Художник:葵呆呆
Смело можно сказать, что Чу Ваньнин всегда одевался и выглядел как воздерживающийся от плотских желаний аскет, но теперь его многослойное белое одеяние превратилось в беспорядочное месиво и только крепкая хватка бледных тонких рук не давала ему соскользнуть с плеча. Его губы были красными и опухшими от поцелуев, засосы и укусы покрывали шею. Хотя выражение его лица было свирепым, но из-за этого сердце Мо Жаня лишь еще сильнее затрепетало от возбуждения.