– Сначала сними платок, – тихо произнес он, – и… и что там еще на тебе сверху.
Оставив на полу у двери косынку, шаль и кофту, и оставшись в юбке, тонкой рубашке и ботинках, девушка несмело зашла в кабинет. В молчании они провели несколько минут, просто глядя друг на друга. Ида чувствовала, как ей становится плохо от витающего в комнате запаха крепкого табака и перегара. В хмельно блестевшие глаза фон Оберштейна она смотреть боялась. Мужчина же довольно улыбался, продолжая медленно курить. Он наконец придумал идеальное наказание для нее.
– Ида, – произнес он, туша почти догоревшую до фильтра сигарету о край тяжелой пепельницы. Девушка продолжала стоять, уткнувшись взглядом в пол, поэтому он повторил, – Ида…
В этот момент Ида была готова на что угодно, чтобы не стоять тут. Она согласна на позорную капитуляцию, лишь бы не видеть его довольного лица. Он победил, она проиграла. Так зачем продолжать все это? Какой смысл продолжать мучить ее? Или он хочет, чтобы она умоляла?.. Какой в этом смысл…
– Ида, ну что же ты молчишь? – улыбаясь, он расстегнул пуговицы кителя и, сняв его, отшвырнул от себя на стул, стоящий рядом у стола.
Его мягкий пьяный голос, чуть с хрипотцой, казалось, должен нежно обволакивать, заставляя расслабиться, но Ида лишь сильнее напрягалась. Две пустые бутылки шнапса на столе не сулили ничего хорошего.
– Ида Берг, – она не заметила, как он вскочил из-за стола и оказался за ее спиной. Тяжелые теплые руки легли ей на плечи. – Ида, Ида… Не хочешь выпить?
Рядом с ее лицом возник бокал, наполовину наполненный шнапсом. Ида, вздрогнув от неожиданности, лишь отрицательно покачала головой.
– Как знаешь… – дьявольский шепот пробрал ее до мурашек.
От стоящего за ее спиной фон Оберштейна Ида ждала чего угодно. Она была готова ощутить на своём затылке холодное дуло пистолета, или его руки на своей шее, если он задумает задушить ее, или нож у горла – все, что угодно. Но только не это тянущееся молчание, которое буквально ломало рёбра изнутри.
– Зачем меня вызвали? – спросила она, боязно уткнув взгляд в пол и спрятав лицо за рассыпавшимися по плечам волосами.
– Ну-ка, – Генрих рывком подхватил под руки и начал уводить за собой в медленный танец под все ещё играющего Штрауса. – Так-то лучше… Помнишь те старые времена, когда, – он наклонился к самому ее уху и прошептал, – когда мы танцевали точно так же? Ида… Ты тогда так прекрасно пела. Ах, какую славу тебе пророчили!.. Помнишь всю ту роскошь, которая окружала тебя? Ида, помнишь?
Девушка слабо кивнула. В горле у нее сам собой образовался неприятный ком, к глазам подступили слезы. Рубашка Генриха, от которой несло хорошим одеколоном, выедала своей белизной глаза.
– А помнишь, – на его губах заиграла улыбка, – какой ты была? Твоей прежней дерзости можно было только позавидовать… Никому не покорная, но прекрасная Ида Берг…
Генрих довольно ухмылялся, продолжая крепко держать Иду, прижимая к себе трепещущее худое тело и мягко увлекая за собой в танец. Он прекрасно знал, что и как говорить, на каких словах делать акцент, знал ее слабые места. Он знал, что она скучает по прежним временам, что хочет, но не может в них вернуться, что воспоминания о былом для неё как старая незаживающая рана. И Генрих обильно посыпал эту рану солью.
– Зачем? – тихо повторила Ида свой вопрос, чувствуя, как от его шепота по спине прошлась предательская дрожь.
– Мне нужна служанка, – прежним тоном ответил он, отстранившись от ее лица, но продолжая медленно танцевать. – Прежняя плохо справлялась со своими обязанностями… Твоя же кандидатура меня вполне устраивает.
Девушка затихла, пытаясь понять услышанное. Все заключённые знали, что работа в доме у начальства лагеря – это благодать, это подарок свыше, это своего рода билет в рай. Вот только для неё это был билет в самый настоящий ад. Ида была готова отправиться куда угодно, но только не сюда, к нему в дом.
– Вижу, тебя захлестнули эмоции, – усмехнулся Генрих. Рука его скользнула с ее плеча ниже по спине. – Можешь высказать мне все слова благодарности позже, я разрешаю.
– И это… это всё? – отшатнувшись от него, задала вопрос Ида, спешно хватая свои вещи с пола. Хотелось убежать, прямо сейчас, и плевать, застрелит он ее или… или все же застрелит.
– Вот это всё, – мужчина обвёл рукой комнату, и, встретившись взглядом с девушкой, обхватил ладонями ее лицо и, приблизив ее к себе, тихо, почти истерически засмеялся, – всё твоё… Весь этот дом теперь отчасти тоже твой.
Ида открыла было рот, чтобы задать ещё один вопрос, но все же промолчала. Ударивший ей в нос запах перегара и без того ответил на все ее вопросы.